Николай Веревочкин - Белая дыра

Струхнул Охломоныч.

Однако внутренний голос не дрогнул. Не смутили его суровые люди.

«Отдай им жука», — советует с легким презрением.

Удивился Охломоныч такой щедрости. А внутренний голос настаивает:

«Отдай, отдай. У людей приказ. Приказ надо выполнять».

— Да хрен им, а не жука! — возразил Охломоныч внутреннему голосу и изымателям.

«Ох, и упрямое же ты существо, Охломоныч, — вздохнул внутренний голос, — Ну, не отдавай. Все равно заберут».

И действительно — забрали.

Даже расписки не оставили, не считая синяка под глазом.

Ни один лауреат премии в области современной литературы не осмелится воспроизвести то, что кричал Охломоныч вслед увозящим жука. Таланта не хватит. Но ребята в автобусе сидели прямо, и ни один из них даже не оглянулся на разъяренного мужика.

«Ну, наорался?» — сочувственно спросил внутренний голос, когда автобус и трейлер с конфискованным жуком покинули пределы пузыря.

Хотел Охломоныч в ответ промолчать с презрением, но беда в том, что проигнорировать внутренний голос совершенно невозможно. Он же мысли читает, как газету. А там было чего почитать.

— Ладно — страну отняли. Подавитесь! Ладно — обезработили. Проживем! Так им мало. Они, падлы, еще и чужую мечту прихватили! И как только не лопнут, суки? Жрут, жрут — все подряд. Кажется, все разворовали, воровать-то нечего, а все воруют, воруют, воруют…

Это Кумбалов на помощь с вилами подоспел.

Главное — вовремя.

— Надо, Охломоныч, народ поднимать. Пора с этим беспределом кончать.

— Давай, поднимай, — равнодушно согласился перегоревший к тому времени Охломоныч.

Но больше всех ерепенился Дюбель, ближайший сосед, видевший безобразную сцену экспроприации экспроприированных из-за плетня.

— Я тебя предупреждал, Охломоныч! Говорил же: заберут машину. Говорил?

— Говорил, — соглашался Охломоныч.

— Что же ты едалом-то щелкал? Надо было отгородиться, чтобы не только муха какая, но даже гнус не пролетел.

— Надо было, — соглашался Охломоныч.

— На крайний случай мог же ты спрятать машину?

— Да, надо было спрятать, — отстраненно говорил Охломоныч, на глазах старея лицом.

— Ты башкой-то не кивай. Башка она не для кивания приделана. Башкой думать надо. Они же в твоей машине ковыряться начнут. Так? Ни хрена не наковыряют, за тобой приедут. Тебе самому прятаться надо.

— Я в Бабаевом бору такие места знаю — по болотам, по болотам, зигзагами, — сказал лесник Педрович. — Шаг влево, шаг вправо — и га, га, га!

— Зачем мне теперь прятаться? — спросил Охломоныч таким тоном, что омолодевшая бабка Шлычиха всхлипнула, а вслед за ней запричитали остальные новостаровки. Даже практически всегда веселый Митрич слезу пустил.

Всю ночь Охломоныч ходил по огороду, как пес по проволоке — туда-сюда, туда-сюда, шепотом ругая себя за беспечность, а иногда и пребольно ударяя кулаком по собственному затылку. Время от времени он надолго замолкал, но вдруг, внезапно остановившись, плевался и изрыгал из уст своих яростный мат. Под утро смотал бельевую веревку, перекинул через плечо и пошел в Бабаев лес к заветной березе, до которой вела дорога, разрисованная спелой земляникой.

Удивительно красива и спокойна была в этот час Новостаровка, заливаемая ровным светом еще невзошедшего солнца. Птицы пробовали голоса, кукушка печально считала чьи-то года, глубоко дышало озеро. Хорошо. В такое утро и умирать не хочется. А надо.

Однажды почувствовав себя Богом, невыносимо жить бессильной тварью, неспособной творить чудеса.

Идет Охломоныч к березе зигзагами, по всем переулкам и улицам, останавливаясь у каждого дома. Постоит, повздыхает и дальше топает.

Особенно долго стоял он у крайнего, своего любимого дома рыбака Мудровича. Не было такого жилища во всем мире. Это был живой, вечнозеленый дом-дерево. Дом на вырост. Проходят годы, а он растет себе потихоньку. Семейство прибавляется — появляются новые ветви-комнаты. Этот дом был специально придуман для Мудровича с Мудрихой, чрезвычайно плодовитой пары. Что ни год — новый мудренок. А то и два.

Хотел Охломоныч такими домами-деревьями лесхоз засадить, чтобы не портили человеческие строения красоту дикого бора, да видно не судьба.

Вдруг — вжик, вжик… Что такое? А это сам Мудрович с утра пораньше дом в порядок приводит, лишние сучья ножовкой обрезает.

— Здорово, Охломоныч! — кричит сверху. — Куда гребешь с утра пораньше? Причаливай.

— А чего ты там делаешь?

— Годы идут, дети подрастают, — отвечает Мудрович обстоятельно, — а дома растут медленно. Вот я нарежу веточек — и в бочку с водой. А как корешки пустят, посажу куда надо. Видел, на задах растет? Это для старшей. Время подойдет замуж выходить, и новоселье можно справлять. Опять же рыбацкий домик нужен? А охотничий? Вот я и посажу саженцы на Заячьем острове, у Неждановских болот и, само собой, в бору.