Георгий Гратт - Скажи мне, мама, до...

— Социологические исследования, — развел руками Голованов, словно извиняясь за такую прозу жизни. — Проблемы девиантного поведения населения пригородов в городской среде мегаполиса.

— Надо же, как интересно! — оживилась Роза Павловна. — У всех, знаете ли, столько проблем, столько проблем! Скажите, а пенсию нам в результате этих ваших исследований не прибавят?

— Ну, это вряд ли, — сочувственно улыбнулся ей Голованов, — это все-таки научное исследование, не более.

— А… — протянула Роза Павловна, и было видно, что на этом ее живой интерес к теме иссяк. — Тогда давайте чай пить.

Самовар на веранде, мятные пряники, вишневое варенье — домашним уютом повеяло от этой провинциальной картинки, и Голованов невольно расслабился. В конце концов, мог он себе это позволить после стольких недель и месяцев постоянного напряжения? Роза Павловна без умолку болтала, вздыхая, рассказывала о каких-то своих неурядицах, не забывая при этом потчевать гостя. Совсем как мать, думал, глядя на нее, Голованов. Впрочем, все старики похожи, с возрастом у них появляются общие болячки, общие темы для разговоров. Вот и мать последнее время, что он ее видел, все вздыхала — слова не скажет без этого. Как будто в самом этом акте был сосредоточен некий глубокий смысл, некая договоренность со Всевышним: «Взгляни, Господи, как мне плохо!» И он должен был обязательно посмотреть и ужаснуться.

«Неужели и я доживу до такого же вот маразма? — думал иногда Голованов. — Или, как говаривал Пьер Безухов, я это буду уже не я, а кто-то совсем другой?» Впрочем, подобное в его жизни уже случалось, и, размышляя над загадкой личности, Голованов никак не мог связать себя сегодняшнего и того угловатого пацана, что сидел когда-то на коленях у деда, слушая байки про далекую непонятную войну. Было ли у него с ним что-то общее? Пожалуй, что и нет. Разве только лишь память? Хотя, если честно, особенно-то и вспомнить было нечего. Скандалы в семье? Безденежье? Первую глупую любовь? «Отрезанный ломоть», — любил приговаривать дед. Отрезанный ломоть.

— А что же вы чаю себе не подливаете? — отвлекла его от неприятных размышлений Роза Павловна. — Давайте, давайте, пока горяченький!

— Так вы разрешите задать вам несколько вопросов? — опомнился Голованов. — Это по моей работе.

— Что ж, задавайте, конечно, коли надо, — вздохнула соседка. — От меня не убудет.

— Прежде всего, Роза Павловна, скажите, пожалуйста, вам часто приходится бывать в столице?

Голованов постарался начать как можно официальней, сложив перед собой стопкой листы с заготовленными вопросами.

— Ну, уж раз-то в неделю всяко: по магазинам пробежаться, на рынок… В Москве ведь многое дешевле, а у меня к тому же проезд бесплатный. Вот, например, на прошлой неделе…

— Погодите, погодите, — прервал ее Голованов, — давайте все-таки не отклоняться от темы, а то нам и целого дня не хватит.

Роза Павловна обиженно поджала губы, но промолчала.

— Вот такой вопрос, подумайте, — продолжил он: — что вас больше всего раздражает в городе? И возможные варианты ответов: транспорт, люди, реклама, непривычный ритм жизни.

— Ой, миленький, да все раздражает! Все! Вот все, что сказал — и шум, и гам, и толчея, — все и раздражает!

— Тем не менее, надо выбрать что-то одно. Подумайте. Может, все-таки последнее — непривычный ритм?

— Ну, пусть будет так, пусть так, — согласилась Роза Павловна, — только, если подумать, так все раздражает.

— Следующий вопрос, Роза Павловна: каким транспортом вы пользуетесь чаще всего? Метро, общественным наземным, то есть троллейбусом, автобусом, трамваем, маршрутками или просто такси?

Голованов вошел в раж. Он интересовался и длительностью пребывания в городе, и средней стоимостью покупок, весом багажа, наличием сидячих мест в транспорте, боязнью краж и даже пользованием туалетом и еще много, много чем другим. Вопросы сыпались на бедную Розу Павловну один за другим, и она все чаще поглядывала на стопку листов, сложенных перед ее мучителем.

Часа через два Голованов выдохся.

— Ну, уж я нынче наговорилась всласть, язык намозолила! — Роза Павловна откинулась в изнеможении на спинку кресла. — Неделю теперь и рта не раскрою! И что у тебя только за работа такая? Этак ты каждого будешь спрашивать?

— Каждого — не каждого, а человек сто — сто пятьдесят опросить придется. — Голованов недвусмысленно развел руками — мол, ничего не поделаешь — работа.

— Да… Скажите на милость, чем люди занимаются, — задумчиво проговорила она, и было непонятно, чего больше в ее словах — похвалы или порицания.