Ник Хоакин - Избранное

Она быстро перевела взгляд себе на руки, потом с вызовом посмотрела ему в глаза.

— Нет.

— Потому что на исповеди вам придется признать, что все, что вы мне здесь наговорили, — ложь?

— Это не ложь, падре, а если даже и ложь, я не хочу знать правду.

— Тогда не понимаю, чем я могу вам помочь.

Она вздохнула, неожиданно нырнула в свои меха, откинулась на стуле и вытащила сумочку.

— Здесь можно курить?

— Если вам это так необходимо.

Она уже прикуривала. Он наклонился к ней через стол.

— Послушайте, чем дольше вы откладываете, тем труднее вам будет принять правду.

Пожав плечиком, она отвернулась в сторону, чтобы сигаретный дым не летел на падре Тони.

— А со временем вы, может быть, окажетесь вообще не в состоянии взглянуть правде в глаза. Это вас не пугает, миссис Эскобар?

Она удивленно открыла рот.

— Пугает?

— Я не думаю, что вы уже окончательно уверовали в то, что говорите. Пока это еще шутка, своего рода игра, но, если вы будете играть в нее слишком долго, дело может принять серьезный оборот. Возможно, случится так, что вы не сумеете выкарабкаться из этого.

Она тоже наклонилась к нему через стол, и жемчуг на ее шее тускло сверкнул.

— А кто вам сказал, что я хочу выкарабкаться?

Он порывисто поднялся и, растерянно глядя на дверь, пробормотал:

— Миссис Эскобар, не думаю, что я тот человек, который вам нужен в данную минуту. Я недостаточно компетентен… я хочу сказать, у меня…

Он бессильно развел руками.

— Но в чем дело, падре? — Она смотрела на него с удивлением.

— Не хотите ли вы поговорить со священником постарше?

— Вы мне вполне подходите.

— Нет, лучше вам поговорить с отцом-настоятелем. Я всю жизнь исповедуюсь только у него. Сам я принял постриг совсем недавно. А он необыкновенный старик, он все понимает. Я ведь ношу эту сутану меньше года. Позвольте, я позову его.

Она смотрела на него по-прежнему недоуменно, потом вдруг улыбнулась.

— Подождите, я сейчас, — крикнул он и, не дожидаясь ответа, повернулся на каблуках и бросился к выходу. Только в дверях он понял, что даже не успел перевести дыхания. Он на секунду задержался, обернулся и увидел ее улыбающиеся глаза. Покраснев, он степенно сложил руки под наплечником и вышел, склонив голову.

На ступеньках лестницы, ведущей в спальни, сидели его послушники в джинсах и свитерах, и он недовольно подумал про себя, что надо будет им сказать, что монахам — будь они в сутане или в мирской одежде — не подобает сидеть развалившись и дергать друг друга за уши. Но, завидев его, они радостно вскочили на ноги, их поскучневшие лица посветлели, и он почувствовал угрызения совести.

— Простите, что заставил вас ждать, дети мои, но, боюсь, вам придется потерпеть еще немного. Почему бы вам пока не пойти на задний дворик? Там солнце.

— Вон идет брат-привратник, падре. Он, кажется, хочет вам что-то сказать.

— Падре Тони, та молодая дама в приемной просила вас не беспокоиться, она зайдет в другой раз.

— Она ушла?

— Как только вы вышли из приемной.

Молодой монах почувствовал, как кровь бросилась ему в голову. Он отвернулся к стене и закрыл лицо руками. Послушники замерли разинув рты, привратник жестом велел им удалиться. Заслышав их шаги, падре Тони повернулся, протянул к ним руку и сказал:

— Погодите.

Они остановились и смущенно уставились на него. В окно за их спинами были видны дамы из общества святой Анны — коричневый меховой кружок. Разведя руки в стороны и улыбаясь солнцу, они поджидали свои автомобили. Но все эти знакомые лица на сей раз вызвали у падре Тони отвращение. Его послушники казались похожими на ядовитые грибы, дамы внизу — на стаю мышей. «Я чувствую себя в безопасности только с детьми и со старухами», — пришла ему в голову нелепая мысль, а вслух он сказал:

— Дети мои, у меня для вас дурные вести. Придется нам отложить нашу прогулку. Мне нужно съездить в город, — и, повернувшись к привратнику, он спросил. — Отец-настоятель у себя?

— Когда сегодня утром я позвонила Пепе, — рассказывала братьям Монсонам Рита за обедом у них дома, — и сообщила ему, что девушка исчезла, он спросил: «Какая девушка?» А потом сказал: «Ты идиотка. Конечно же, она исчезла. Начнем с того, что ее там вообще никогда не было. Она — иллюзия, галлюцинация». А сразу после этого он спросил: «Она не оставила для меня записки?» Если бы я могла добраться до него по телефонным проводам, я бы откусила ему нос!

— А потом он позвонил мне , — сказал падре Тони, — и говорил примерно так: «Тони, Тони, это ты? Слушай, Тони, слушай внимательно. Сегодня к тебе придет девушка, филиппинка. У нее два пупка. Да, два. Ты что, глухой? Когда она придет, пожалуйста, не проси ее читать молитвы и рожать детей!» Ну, я сказал ему, что, даже если женщину попросить родить ребенка, она все равно не сможет по первой просьбе извлечь на свет божий младенца, как фокусник — кролика из шляпы; а если бы даже эта девица и могла такое, я, конечно же, не стал бы просить ее делать это в монастыре святого Андрея. У нас там нет никакого родовспомогательного оборудования, а кроме того, только представьте себе скандальные заголовки в газетах: «Роды в монастыре! Шестерка близнецов появилась на свет в монастыре».