Джастин Торрес - Мы, животные

— Погоди-ка, — сказал Папс, изображая удивление, — а ребятня-то где?

Мы прижали к щекам кулаки, чтобы удержаться от смеха.

— Ничего себе, — сказала Ма. — Взяли и пропали.

Мы стиснулись в еще более плотный комок. Колени напряглись от волнения. Им предстоит нас найти. Может быть, решат напугать — отдернут занавеску с криком: «Попались!» Может быть, сграбастают и примутся щекотать; может быть, исподтишка залезут на бортик ванны, будут смотреть на нас через верх занавески и ждать, пока мы заметим. Может быть, зарычат, как динозавры; может быть, слопают нас. Может быть, Папс сунет Джоэла под мышку одной руки, Манни под другую, может быть, Ма схватит меня и закружит, но, что бы ни было, они нас найдут, нашу кучку, меня и братьев; они возьмут нас, поднимут, обнимут, и мы будем их, а они наши.

Но они не стали нас искать, совсем не стали; вместо этого они нашли друг друга. Нам слышно было, как они целовались и тихо постанывали, и через какое-то время мы опустились на колени, приподняли нижний край занавески и начали подглядывать. Ма сидела на умывальнике спиной к зеркалу, обняв ногами Папса за талию. Пальцами рук она водила по его спине. Кисти у нее были маленькие и легкие, от накрашенных ногтей на коже у Папса оставались бороздки.

Лапы Папса на ее маленьком теле выглядели очень массивными. Он стиснул ее бедра и то притягивал ее к себе, то отталкивал, тихо, равномерно, настойчиво, он сдавливал ее так, что казалось, пальцы уходят в ее бока, точно в зыбучий песок, а когда я поднял глаза на ее лицо, оно было таким, точно ей больно, но испуга не чувствовалось, эта боль была словно бы ей желанна.

Нам все было видно — и что синие джинсы Папса выцвели, где он держал бумажник, и мышцы его живота, и что Ма закрыла глаза, а Папс свои нет, и что он ее кусал, и что оба схватились крепко, и что Ма скрестила лодыжки, и что пальцы ног у нее тонкие, длинные. Ее ноги сжимали его и разжимали, а он так напирал, что ее кожа соприкоснулась с кожей ее отражения наподобие сиамских близнецов, которых я однажды видел на картинке. В основание ее позвоночника вдавился кран, и для нее, наверно, это было мучительно, для нее все вместе, наверно, было мучительно, потому что Папс был намного крупней, тяжелей, чем она, и он с ней не церемонился, как не церемонился с нами. Нам видно было, что и для нее любить его значит терпеть от него боль.

Папс оттеснил Ма до конца, до упора, ее волосы смешались с отраженными, удвоились из-за зеркала. Он кусал ее шею, как яблоко, а она перекатила голову и заметила нас. Улыбнулась. Отстранила от себя голову Папса и повернула его, чтобы он тоже нас заметил.

— А я думал, вы пропали, — сказал он.

— Вы должны были нас искать, — упрекнул их Манни.

— А я кое-что получше нашел, — сказал Папс, и Ма, шлепнув его по груди, назвала его поганцем. Она отцепилась от него и стала поправлять одежду, приглаживать волосы. Он попытался еще раз поцеловать ее в шею, но она увернулась.

— Достань из шкафа мои ботинки, — сказала она. — Пожалуйста, Папи, я опаздываю.

Мы вздохнули и опустились на задницы, но, как только Папс вышел из ванной, Ма выключила свет, закрыла дверь, залезла к нам в ванну и задернула за собой занавеску. Стало совсем темно; мы даже ее не видели, но чувствовали ее руки, она нас обнимала, ее волосы щекотали мне голые плечи.

— Мы ему покажем, — пообещала Ма, и мы любили ее в эту минуту, отчаянно любили.

Мы услышали его шаги на лестнице. Приготовились атаковать. Вот он поворачивает дверную ручку, потом пауза, и на секунду показалось, что он, наверно, обо всем догадался, но он вошел, зажег свет, и мы бросились на него из-за занавески, вытащили в коридор, повалили на пол. Ма уселась ему на грудь, и мы стали щекотать его везде. Он хрипло хохотал во весь голос, брыкался, кричал: «Не надо! Не надо!» — хохотал и хохотал до визга, до слез, но мы все равно его щекотали, лезли пальцами, тыкали в бока, ловили пятки и смеялись, шумели как могли, но Папс смеялся громче всех.

— Не надо! Не надо! — повторял он, плача уже, плача и все равно смеясь. — Я задохнусь!

— Ладно, — сказала Ма. — Хватит, кончили. Но мы не хотели кончать. Полотенца соскользнули, и в наших голых телах пульсировала кровь, руки вибрировали от энергии, мы были живые и не хотели кончать; мы хотели еще. Стали щекотать теперь Ма, тыкать ее в бока, и она рухнула на грудь Папса, прикрыла свою голову руками, а он обнял Ма.

Тут Манни сильно шлепнул ее по спине. Этот звук, хлопок ладони по ее коже, было очень приятно слышать.