Тьерри Коэн - Она так долго снилась мне...

Почитав страниц тридцать, она бережно отложила том. Пальцы ее погладили обложку, задержавшись на мгновение, затем она повернулась на каблуках, бросила едва слышное «до свидания», улыбнулась мсье Гилелю, слегка кивнула мне головой и вышла из магазина.

Я проводил ее взглядом, и потом ее образ долго стоял у меня перед глазами.

— У меня создается впечатление, что тебя пленила эта юная особа, — заметил, подойдя ко мне, мсье Гилель.

В голосе его слышалась легкая ирония, на лице бродила лукавая улыбка. Он не дождался ответа и присел рядом со мной в той же позе и также уставился на дверь.

— Мне она тоже нравится, — сообщил он. — Ну, скажем, она понравилась бы мне, если бы я встретил ее, когда был молод. А я был вполне ничего себе, между прочим! Не такой, конечно, высокий здоровяк, как ты, но тем не менее имел успех. — Он махнул рукой, словно желая отогнать непрошеные воспоминания. Потом подошел к столу, на который девушка положила книгу. — Обычно она приходит по вторникам, с утра. Никогда не видел ее во второй половине дня. Это хорошая клиентка, она всегда покупает у меня любовные романы. Ей нравятся те, что хорошо кончаются. Очень скромная девушка, всегда только улыбнется мне, выберет несколько книг, заплатит и уйдет. Но иногда она приходит сюда исключительно для того, чтобы побыть среди книг. Однажды она открыла вот этот самый роман, начала его читать. Я был, признаться, удивлен ее выбором. Я даже подумал, что она ошиблась. Но с тех пор это стало ритуалом. Каждый раз, когда она приходит сюда, она продолжает с того места, где остановилась.

— А почему она его не купит?

— Откуда мне знать? По-моему, она ждет чего-то от этого произведения.

— Может, она предчувствует, что это ее книга-светоч?

— Ох, не думаю.

Мсье Гилель замер, снял очки и принялся неторопливо поглаживать дужки. Он делал так каждый раз, когда искал нужные слова и старался облечь мысль в наиболее ясную и четкую форму.

— У нее странные отношения с этой книгой, — наконец сказал он. — Иногда она восторженно хватает ее, читает со страстью, а закрыв, с преданным обожанием смотрит на обложку. Но порой на лице ее недоверчивое выражение, иногда кажется, что она чувствует себя оскорбленной автором. Или она просто боится того, что прочтет дальше? Я думаю, она отдает себе отчет в том, чего можно ждать от этой книги.

Я схватил книгу:

— О, «Любовь властелина»! Потрясающая вещь, — пробормотал я.

— Это правда. Но тем не менее это ужасная книга! — воскликнул он. — Она рассказывает о любви все, открывает всю подноготную, препарирует, лишает налета тайны.

— Я с вами не согласен. Сила этой книги в том, что она вернула любви ее подлинный масштаб. Она лишает любовь всех ухищрений и сладких сюсюканий, чтобы позволить читателю увидеть ее воочию, без прикрас, ощутить и чувством, и разумом. Для меня этот роман был откровением.

— Откровением? Ты серьезно? — удивился он. — Однако он не стал твоей книгой-светочем. — В его глазах мелькнуло лукавство. — А знаешь почему? Даже если тебя и восхищает гений автора и красота текста, тебе не может нравиться, когда так безжалостно обнажают чувства.

— С чего вы это взяли?

— Тебе близок критический склад ума автора. Ты так же стремишься к абсолюту и жаждешь истины. Но ты слишком молод, чтобы принять его цинизм. Кстати, Альбер Коэн написал этот роман в момент мучительной депрессии, когда бремя лет придавило его, когда он почувствовал себя дряхлым и немощным. Ты недостаточно стар и недостаточно желчен, твоя прозорливость не способна окончательно разъесть юношеский романтизм. В тебе еще живет надежда на настоящую любовь.

Я смотрел на него во все глаза: как он, оказывается, правильно и тонко понимал, что я за человек!

— И на чем же вы основывались, когда составляли свое мнение обо мне?

— На твоих книгах. Особенно на первой. На твоем решении больше не писать, кстати, тоже. И… на том, как ты на нее смотрел.

— И как же я на нее смотрел? — с интересом спросил я.

— Как Иаков глядел на Рахиль, Солаль на Ариадну, Жюльен Сорель на госпожу де Реналь.

— Не слишком вы меня обнадежили, — ответил я, несколько растерянный: старик видел меня насквозь. — Все эти истории или сопряжены с муками и бедами, или плохо кончаются.

— Конец любовной истории принадлежит только самим влюбленным.

— А вы когда-нибудь смотрели так на женщину? — осмелился я тогда спросить.

— Не на женщину. На девочку.

— На девочку?

— Мы были тогда совсем детьми.