Александр Гроссман - Образ жизни

Вернёмся к «люлькам». Больше всего меня поражало равнодушие должностных лиц с дипломами. Во всех пролётах работали краны, облегчить труд этих женщин было так просто, решение лежало на поверхности — не класть на пол. У меня был небольшой поощрительный фонд мастера, и я решил использовать его не по назначению. Договорился со сварщиком, и в очередной ночной неделе мы втихаря соорудили несколько переносных стеллажей. Уговаривать не пришлось, приняли сразу. Рабочие назвали стеллажи «люльками», и все смены боролись за обладание ими. Делалось это просто — оставляли полными. Я не мог обеспечить цех стеллажами из своего фонда мастера. Реакции сверху не было, низы привыкли молчать, пришлось выступить с «яркой» речью на цеховом собрании. Начальник цеха вызвал механика и велел ему изготовить полсотни. И всех делов.

Кроме Виктора Григорьевича и Петра, в лаборатории трудились два молодых инженера. Пётр научил их проектировать оснастку, парни рьяно взялись плодить бумагу, которая лежала без движения, ибо некому было изготовить эту оснастку. Пётр знал, где найти классных слесарей, знал, что просто так их не отпустят, и, после недолгих колебаний, решил воспользоваться «телефонным правом».

— Тот секретарь, что стучал по столу, его звонка хватит, чтобы перевести рабочих с машзавода? — спросил он Виктора Григорьевича.

— Хватит. Надо только, чтобы рабочие сами хотели, написали заявление, получили отказ, тогда уже можно будет подключить обком. У тебя есть кто-то на примете?

— Вечером узнаю.

После смены Пётр стоял у проходной машзавода и высматривал двух приятелей — классных слесарей-лекальщиков Мишку и Генку, как звали их в цехе, где Пётр начинал свой трудовой путь. «Сейчас им должно быть лет по сорок, — соображал он, — такие трудяги обычно не меняют место работы, пашут до пенсии».

Михаил и Геннадий служили вместе, подружились и с тех пор не разлучались. Только жизнь у них сложилась разная. Женились они почти одновременно, Мише повезло, а Гене — не очень. Миша женился на шлифовщице из их же цеха. Спокойная, уравновешенная женщина уважала потребности рабочего человека. Каждую субботу сама покупала и ставила на стол бутылку. Вместе они её выпивали и так до следующей субботы. Огород их каждую весну затопляло, а подполье не просыхало до середины лета. На очередь их поставили, но давать жильё не торопились — свой дом всё-таки. Завод расширялся, ограда чуть не под окнами ощерилась колючей проволокой — вся надежда была на снос, но и с ним не спешили.

В расчётной книжке Геннадия что-то напутали. Он пошёл разбираться в бухгалтерию и нашёл там свою суженую, или она его нашла. Жил Гена в примаках у тёщи. На очередь молодую семью не поставили: пришли, посмотрели на тёщины хоромы, и разговаривать не стали. Тёща правила круто. Спиртного на дух не переносила — разве что по праздникам. Дочь держала в ежовых рукавицах, а зятя сразу предупредила: «Здесь у тебя нет права голоса — только право слуха». Дочь перед матерью тихой мышкой бегала, а Генке коготки показывала.

Власть старуха бранила нещадно и всё сравнивала с порядками её молодости. — В обед ворота отворяли, ребятишки с узелками да коробками бежали по цехам с едой для кормильцев. У всех бутылка молока литровая. Своего — не химического. А вас за колючкой держат. Бабы мужиков щупают. Срам! Урбанизация! Слово тяжёлое, в молитву не вставишь. — Не удивляйтесь. Старуха грамоту знала. В Сарапуле гимназию кончала, могла бы и пошпрехать, да не пришлось.

Михаил сразу узнал его. — Гляди, Петька объявился. — Геннадий протянул руку: — Здравствуй. Нагулялся? Назад проситься пришёл?

— Нет, я по ваши души. Пойдёмте, пивка попьём, поговорим.

Сидели высоко над прудом, тянули пиво. Разделивший их десятилетний перерыв заполнился и так, не спеша, перешли к делу. Пётр предложил хорошие условия, стоило подумать.

— Так не переведут же, — усомнился Гена.

— Переведут, — уверенно сказал Пётр. — Без вас не отрапортуешь о трудовых победах. Потолкуйте с жёнами и соглашайтесь. Поработаем.

Пока искали фрезеровщика и токаря, Пётр сам готовил работу слесарям. Виктор Григорьевич постоял, посмотрел и спросил:

— Где ты фрезеровать научился?

Пётр вывел фрезу, остановил станок. — Сперва в ремесленном, потом до армии на машзаводе работал. Слесари мною недовольны — большие припуски оставляю. Там у них асы работали, в две-три десятки укладывались. Работа здесь хитрая, но её не много. Если не возражаете, я поговорю с ребятами, сходим домой к пенсионерам, проявим уважение. Думаю, на полставки согласятся.