Виктор Мартинович - Сфагнум

— Дык памог вам Сцяпан? — спрашивала баба Люба.

— Хомяк. Тут такое дело. Он же обоссан, — ходил вокруг Шульга.

— Ну, — не понимал Хомяк.

— А што с вашым другам стала? — не отставала женщина.

— Надо портки с него снять. Обоссанные. Он, может, обосрался там.

— Ты будешь стирать? — возмутился Хомяк. — Я стирать не буду! И снимать не буду. Я что, пидор?

— Ну а как его? Обоссанным в кровать? — нервничал Шульга.

Серый вдруг открыл завалившиеся глаза и покрутил головой вокруг.

— Ваша! Ваша! Ваша! — протянул он руку к бабе Любе. — Красный дай!

Женщина заойкала и положила ладонь на лоб Серого. Тот изогнулся дугой, глаза его снова закатились.

— Убила хлопца, рассамаха! — запричитала баба Люба. — Таки малады! Жыць ды жыць! Бедны! Бедны! Як мой Пятро! Нашто такога маладога забрала, русалка? Нашто румянага забрала, русалка? Нашто вясёлага забрала, русалка? — голос бабы Любы изменил тембр и набрал мелодичность, переходя в особый хроматический режим, который можно было бы охарактеризовать как «народное контральто». Шульга понял, что баба Люба собирается затянуть стандартный отпевальный плач по свежему покойнику и поднял руку:

— Погоди, баба Люба! Рано Серого хоронить! Он круче всех у нас! Он еще полчаса полежит и всем росомахам мандибулы пооткручивает. Шульга неумело перекрестил приятеля, надеясь, что это поможет снять сглаз.

— Зачэм воласы збрыл? — баба Люба сбавила громкость, но продолжила говорить нараспев, как бы вгоняя себя в мистический транс. — Мы ж цябе так загаварыли, галову тваю кудравую зашэптали, калтун прагнали, зачэм воласы збрыл?

Женщина погладила Серого по щекам, но сделала это так, как будто он был уже мертвым. Шульге и Хомяку от ее причитаний и ее голошения делалось все больше не по себе. Вдруг по улице на большой скорости промчался продолговатый, похожий на маринованный огурец УАЗ-452 с красным крестом между лупатых глаз и синей шляпкой сирены. Микроавтобус сделал широкий круг, развернулся и с фырчанием рванулся к калитке. Тут он замер и заглушил двигатель, показывая, что приехал по адресу.

— Откуда они взялись? — глаза Шульги сделались очень похожими на фары микроавтобуса УАЗ-452.

— Ты вызывал? Мы ж их не вызывали! — недоумевал Хомяк. Он обратился к бабе Любе. — Женщина, вы вызывали «скорую»?

Вопрос был глуп: единственный работающий телефон в деревне был на другом ее конце, баба Люба все время с момента встречи была рядом с троицей.

— Может, кто из деревенских? — предположил Шульга. И сам же подверг сомнению это предположение. — Да тут «скорая» из Глуска два часа едет, а мы только пришли! Не! Бред!

Хлопнули дверцы, во двор по-хозяйски ступили двое мужчин. Один, долговязый, имевший на лице такое выражение, как будто он только что по ошибке съел соплю, был в синей форме санитара. В другом — кургузом и в кепке, можно было узнать водителя. И даже не водителя, а шофера.

— Два ведра! — санитар продолжал разговор, начатый, по всей видимости, очень давно. — Реально два ведра соляры! И сотни не проехал! На два ведра! Так как такой расход? Это что, машина? Так ладно бы еще тянула! Так не тянет вообще! Шестьдесят наберешь и все: гудит, пердит, не может больше. Где у вас тут пациент?

Баба Люба тотчас же заголосила — на одной ноте, очень пронзительной, рвущей барабанные перепонки. Вслушавшись, можно было разобрать:

— Ня забирайце хлопца! Нашто вам хлопец! Пусць ляжыт, он ишчо выздаравее!

— Вас кто вызвал? — подозрительно поинтересовался Шульга.

— Где тут пациент? — нахмурился санитар.

— Вызвал вас кто? — слегка переформулировал вопрос Шульга.

— Мужчина, будете хамить, развернемся и уедем, — санитар придал обиженную мину своему лицу. Он повернулся к Шульге спиной и как будто собирался сделать шаг прочь со двора.

— Не, ну зачем уезжать? У нас действительно тут. Больной. Мы просто удивлены. Оперативностью, — неуверенно улыбнулся Шульга, — в хорошем смысле.

— Вызов поступил, — санитар доверительно кивнул на кабину УАЗа. — С коммутатора — нам: едьте в Буду. А кто на коммутатор звонил — я что, знаю? Кто угодно мог звонить. Наше дело вообще пациента осмотреть.

— Не трогайце вы яго! Паляжыць, яшчэ встане! Яшчэ жыць будзет! Зачэм вам хлопец!

— Родственница? — коротко спросил санитар у Шульги, кивнув на бабу Любу.

— Нет. Так, — он поискал слово. — Сочувствующая.

— Родственники тут есть? — обвел медик двор внимательными глазами.

— Нет. А зачем родственники? — спросил Шульга.