Анастасия Соболевская - Грета за стеной

Через пятнадцать минут часы пробили восемь вечера, и по лестнице между мансардой и первым этажом квартиры затопали отпущенные на свободу студенты. Прихожая наполнилась гулом голосов. Суннива предприняла попытку отвести Грету домой, но Адлер предусмотрительно не дал ей этого сделать. Он сказал, что Грета еще не успокоилась. У Суннивы сердце было не на месте, но в борьбе за подругу она проиграла.

Когда все разошлись, Адлер сел напротив Греты. Она уже не плакала, только хлюпала носом. Ей было ужасно неловко сидеть перед мужчиной некрасивой, с красным лицом, без косметики, зареванной из-за личных проблем.

— Как вы? — он долил в ее чашку чаю.

— Я никуда не хочу, — прошептала она себе под нос. Сказанное прозвучало гнусаво.

Чайник застыл в его руке.

— Я не хочу в Богров.

Адлер прикусил губу и нахмурился.

— Почему?

Грета молчала и глотала вновь накатившие слезы.

— Будите говорить?

— Почему меня все бросают?

Адлер придвинул ей чашку.

— Не придумывайте.

— Отец все время на работе, у моей мамы другая семья, Мартин умер. Кому я нужна?

— Грета, это называется подавленным состоянием. Такое бывает после похорон.

Адлер подставил ей коробку с бумажными полотенцами.

— Когда-то вы обещали мне не говорить глупостей.

— Я хочу домой.

— Пока не успокоитесь, я никуда вас не пущу. Если ваш отец волнуется, давайте я ему позвоню. Он сможет вас забрать?

— Не надо его сюда звать, — Грета подняла на мужчину заплаканное лицо.

— Ладно, — согласился Тео. — Но в слезах вы все равно отсюда не уйдете. Пейте чай.

Больше чая Грете хотелось, чтобы ее обняли. Сделай это сидящий напротив нее мужчина, она бы его не оттолкнула. Тео же интуитивно слышал ее безмолвный зов, но решил не поддаваться манящему желанию. Вместо этого он пересел к Грете на диван, смахнул пальцем последние слезинки с ее лица и предложил ей печенье. Хотя, какого черта?! Он лишь легонько приобнял ее за плечи, а Грета, милая Грета, приникла к его рубашке, как маленький котенок. Было трудно устоять перед соблазном прижать к себе девушку крепче, может быть даже поцеловать ее, тем более что Грета сейчас была так близко, совсем без защиты, доступная, но Тео решительно отказался от этой идеи — он бы никогда не простил себе подобную низость. Догадалась ли Грета о возникшем у мужчины внезапном желании, он не знал, но она не отталкивала его, и он был этому рад.

Когда же девушка успокоилась, и краснота ушла с ее лица, уступив место усталой бледности, Адлер вызвался подвезти Грету до дома, но она ответила отказом, поразмыслив, что будет нехорошо выглядеть со стороны, когда на глазах отца она выйдет из машины преподавателя в слезах. Тео попытался настоять, но Грета оказалась непреклонна и убедила его, что доедет на автобусе. Адлер снова воспротивился и вызвал такси. Он попросил Грету позвонить ему, когда она окажется дома. Она обещала, что позвонит. А еще он попросил ее позвонить ему, когда она примет решение насчет поездки. Ему не хотелось ехать без нее, но и заставлять ее ехать он был не вправе. Когда такси подъехало, Тео расплатился с водителем и помог Грете сесть в автомобиль. Когда она забралась в салон, его рука задержалась на ее руке.

— Хочу, чтобы вы знали, — сказал он ей на прощание так, будто вкладывая в ее голову каждое слово, как книгу на полку, — Иногда нужно уезжать из города. Богров очень далеко, и вы проведете там достаточно много времени. Вам это нужно.

И она уехала.

В день отъезда Тео Адлер места себе не находил.

Ночью в кровати он весь извертелся, под утро сбив простыню в комок. Стоило ему уснуть на несколько минут, ему снилось черт знает что. Какое-то беспокойство щемило в груди, а перед глазами все стояло лицо Греты. В памяти возникал пьянящий сладковатый запах ее волос, таких мягких под его щекой, и внутри вспыхивал жар. Это даже смешно. Ну зачем ему это? С его женой их разница в возрасте была всего год. А эта — совсем еще девочка. Когда он подумал о жене, его фантомная боль снова напомнила о себе. Когда она умирала, он зарекся, что больше никогда ни на кого не посмотрит, а она просила его выбросить эту ерунду из головы. И вот теперь Грета. Когда она, в лучах зимнего солнца, стояла в его мансарде тем январем, она даже не догадывалась, как была красива и что пробудила в нем. Глупо было отрицать и дальше, что Грета волновала его, волновала сильно, как когда-то та, на ком он женился. Удивительного цвета глаза, нежная кожа, улыбка, фигура… Внезапно захотелось всего себя — тело и душу — посвятить этой девушке. Может быть, настало время отпустить прошлое? По-настоящему отпустить, а не только убрать подальше то, что напоминало ему о жене? Он же ей обещал.