Анастасия Соболевская - Грета за стеной

— Это мне в них и нравится, — шепнул ей на ухо Адлер, предлагая бокал с игристым вином. — У Ваших работ есть характер.

— Думаете, их купят?

— На Вашем месте, я бы их не продавал. По крайней мере, не сразу.

Грета с ним согласилась.

К ним подошел фотограф и сделал несколько снимков.

Грета чувствовала себя принцессой, а если не принцессой, то, по крайней мере, в центре чего-то грандиозного. Адлер очаровал маму, Свена и отца, и они вместе заявили, что отпускают Грету в Боргов с легким сердцем. Отец и мать общались, как в старые времена. Жаль, что это только на сегодня.

Когда вечер подошел к концу, и гости начали потихоньку расходиться, немного захмелевшая Грета предалась мечтам о том, как же здорово было бы отправиться в Богров прямо сейчас. Единственное сообщение вернуло ее на землю:

«Поздравляю с открытием выставки. Надеюсь, у тебя все будет хорошо. Прости меня, я не хотел тебя обижать».

На следующий день наступили тривиальные будни, состоящие из занятий, факультативов, подготовки к зачетам, работы в мастерской и сбора чемоданов. Нужно было собрать уйму вещей — Грета еще никогда не уезжала в другой город одна. Не одна. С Тео Адлером.

В среду отец задерживался на работе, а Грета сидела у себя в мансарде и дорабатывала рисунок гипсового натюрморта с миниатюрной копией статуи «Дискобол». В ушах играл плеер. Грета старалась читать сообщения Мартина не каждый день, и каждый раз чувствовала себя жестокой и глупой. В голову предательски лезли мысли: «Как он там?», и рука так и тянулась к телефону. Но ей не хватало храбрости сделать шаг на встречу. Возможно, рассуждала она, это смс послужит началом их примирения? Возможно, стоит выбросить все прошлые обиды из головы, набрать воздуха в грудь и позвонить ему? Просто чтобы спросить, как его дела? Может быть, они даже договорятся о встрече. Может быть, даже встретятся. И может быть, ей хватит ума сохранить с бывшим возлюбленным хорошие отношения, как мама и папа? Она не сразу увидела, как в ее комнату вошел отец, а когда увидела, похолодела. На нем лица не было. Потерянный, он прислонился к косяку двери.

Грета повытаскивала наушники из ушей.

— Пап? — ее сердце вдруг сжалось от туманного предчувствия нехорошего. — Что?

— Мартин. Убит.

Это слово холодными пальцами скользнуло по коже, и все надежды Греты погасли, как свеча на ветру.

Она даже не поняла, что услышала. Мозг будто выставил перед собою барьер.

Рука так и застыла в воздухе с зажатым между пальцами углем. Ее будто засосало в какую-то воронку, где нет ни света, ни звука. Мертвая тишина.

— Сегодня днем. Это было у него в нагрудном кармане, — сказал отец.

Он протянул дочери пластиковый конверт для улик. В нем, сцепленная с одного края красной глиной, лежала тонкая прядка из черных и ярко-голубых волос. Ее волос, какими они были в Каменной бухте. Мартин состриг их, когда Грета спала.

У нее все внутренности задрожали — в голове ослепительной вспышкой возникло воспоминание об их последней встрече, когда они ни слова друг другу не сказали.

— Я не знал, что вы встречались, — сказал отец.

Грета ничего не ответила — ее душили слезы. Отец вышел из комнаты. Все. Теперь его больше нет. Теперь она никогда его до конца не разлюбит.

Похороны состоялись в субботу. Людей на церемонии собралось мало — только самые близкие друзья и родные — у Мартина их оказалось немного. В новой церкви Сент-Кристоф у озера Траунмер собралось человек 20, не больше. Там же Грета увидела мать Мартина и Ханну, и все стало на свои места. Грета не знала, как называется болезнь его сестры, но то, что девушка была больна, не оставляло сомнений. Она сидела на скамье рядом с матерью и всем улыбалась. Глупые глаза смотрели поверх лиц куда-то в видимое только ей одной пространство. Внезапно ее улыбка менялась кривой миной, источающей обиду, а из горла доносился гортанный рев, и мать успокаивала ее, пока на лице дочери снова не появлялась глуповатая улыбка.

В голове колоколом зазвенел весь смысл сказанного когда-то Мартином, что он живет с сестрой. Вот почему он не любил рассказывать о себе. Вот почему он не хотел подпускать ее к себе. Вот почему ему было трудно. Грета невольно снова посмотрела в сторону бьющейся в очередной раз в истерике девушки. Он жил с ней один целых пять лет. Стыд захлестнул Грету с головой. Но почему? Неужели бы Грета не поняла его? Не приняла его? Неужели он в ней сомневался? Или он больше стеснялся себя и сестру, что она такая? Может быть, они и со Стиной расстались из-за нее? Может быть, она его не приняла как брата такой вот Ханны? У Греты заболела голова.