Наталья Лебедева - Миксы

Потом она вздрогнула, подалась вперёд, и Валерик начал чувствовать Лёлю, как прибой, и в ушах зашумело море.

– Мне было хорошо, – Лёля шепнула ему прямо в ухо, и Валерик почувствовал, как она прижимается к его боку. Ему захотелось отодвинуться, потому что он был покрыт мелким бисером пота и боялся, что ей станет неприятно.

– Мне было хорошо, – шепнул он в ответ.

Они лежали молча, и Валерик лихорадочно искал, что бы сказать – и не находил. Лёля сама спросила:

– Как твоя работа? Расскажешь ещё что-нибудь интересное?

– О миксомицетах?

– Да, – она слегка прижалась, словно чтобы подбодрить его.

– Мне казалось, что тебе неинтересно...

– Я притворялась.

– Или притворяешься сейчас?

– Или притворяюсь сейчас.

– А как мне понять?

– А зачем? Ты просто рассказывай.

– Почему?

– Ну нужно же о чём-то говорить.

– Ты так думаешь? Ну, о чём же рассказывать?

– Ну... Что, например, происходит сейчас?

– С кем?

– С каким-нибудь вот этим твоим грибозверем? Что он делает сейчас, когда мы лежим вот тут и пытаемся разговаривать, а?

– Лёля, их же полный лес. Их тысячи, и каждый живёт своей жизнью, и...

– Ну какой-нибудь один. Ну просто, к примеру.

– Ну хорошо, – Валерик улыбнулся и чуть прижал Лёлю к себе. Он вдруг понял, что чувствует себя замечательно. – Помнишь, – продолжил он, – я говорил тебе, что несколько дней назад видел на дровах крохотный плазмодий арцирии ? Такой маленький комочек слизи, который может ползать? Из-за этого миксов иногда называют слизевиками. Помнишь?

– Ну... да, наверное... Может быть...

– Он маленький, с ноготь. Желтоватый.

– И куда он полз?

– Он поднимался повыше. Искал место, где мог бы застыть и выпустить споры. Потом, правда, пошли дожди. Он наверняка спрятался в дрова и замер, чтобы его не смыло потоками холодной воды, но... Но можно представить, что как раз сейчас он добрался до места и готовится к продолжению рода.

Лёля слушала, пристально глядя на него голубыми глазами, ярко блестящими в первых рассветных лучах.

– Тебе интересно? – переспросил он.

– Конечно. И потом: у тебя очень красивое лицо, когда ты рассказываешь. Правда! Глаза такие живые. И тебе идёт без очков... Так как она готовится?

– Она уже присмотрела себе местечко, где солнце и ветер быстро высушат её наполненное спорами тело. С тех пор, как плазмодий решил, что готов к размножению, он больше не боится солнца, он стремиться к нему. Должно быть, он уже выбрал какой-нибудь уютный краешек, и если хочешь, мы завтра пойдём к поленнице и поищем молоденькую арцирию , чтобы посмотреть, прав я или нет.

– Пойдём. Конечно, сходим, тем более, что идти недалеко.

– Теперь он замер и сотни ядер, плавающие в цитоплазме, начинают снова делиться пополам. Их любовь окончена, они уже обменялись информацией, их дети будут умнее и сложнее, чем они сами. Каждое ядро опять с одиночным набором хромосом. Каждое, чтобы превратиться в спору, образует вокруг себя сгусток цитоплазмы, чтобы чуть позднее превратиться в твёрдый шарик споры. Остальное вещество пойдёт на строительство плодового тела...

У Валерика затекла рука, на которой лежала Лёлина голова. Он слегка пошевелился, и вдруг понял, что её шея расслаблена: девушка спала.

Валерик не расстроился: он и сам хотел спать – и, честно говоря, сейчас ему было не до науки.

Он проспал, наверное, час и проснулся. Тело было будто пропитано электричеством и, хотя Валерик бодрствовал почти всю ночь, он чувствовал себя отдохнувшим.

Не хватало только умыться, чтобы стало совсем хорошо, и Валерик тихонько встал.

Чайник – погнутый, алюминиевый – действительно стоял на печке, как и говорила Лёля. Валерик нагрел воды и долго и шумно плескался в бане.

Вода в чайнике быстро закончилась, он окатывался водой из-под крана, чувствуя то холод, то тепло, текущее в двери с залитой солнцем улицы. Он думал о Лёле и о Лере, и о том, что Лёлю любит сильнее и, пожалуй, просто любит. И ему было неважно, что Лёлю любить проще, потому что она умеет готовить, стирать и убирать, и не взваливает на него ответственность за чужого ребёнка, а, напротив, берёт её на себя. Валерика не интересовало сейчас, как он нашёл свою любовь. Ему был важен результат: ему было хорошо.

Когда Валерик вернулся в дом, дверь в их с Лёлей комнату оказалась закрыта, а из соседней раздавалось довольное гуканье Дани. Лёля что-то тихонько говорила ему, а он похохатывал.

Но в комнате была не Лёля. Острый чёрный локоть – всё, что Валерик мог видеть – не мог быть Лёлиным.