Наталья Лебедева - Миксы

Валерик мучался, представляя кружево, выглядывающее из выреза майки.

А потом она встала и, неслышно ступая, подкралась к нему.

Валерик поднял на Лёлю глаза. Она стояла возле дивана, почти совсем голая. В темноте отчётливо белели её трусики и снятая, прижатая к груди майка.

– Валера, – шепнула Лёля, наклоняясь, – Валера!

– Я не сплю, – словно очнувшись, ответил он, но оказалось, что его голос осип, и тогда Валерик откашлялся и повторил: – Я не сплю. Что?

– Я просто хотела извиниться. Это от неожиданности. Правда. Ты... – она остановилась и на секунду задумалась, будто решая, что сказать, но не придумала и добавила только: – Извини, ладно?

При этом рука её, придерживающая майку, сползла чуть ниже, наверное, потому, что Лёля наклонилась, и в сумраке Валерик ясно увидел, а может быть, скорее, во всех подробностях представил себе её голую грудь.

И эта грудь была как наваждение. Он не мог потом уснуть, представляя её себе снова и снова и ощущая маленькие сладкие толчки пульса во всём теле.

Валерик никогда не думал, что женская нагота так много для него значат. Девочки из группы никогда не стеснялись его и могли открыть дверь полуголыми, могли неплотно задёрнуть занавеску, делящую общажную комнату на спальню и прихожую, во время переодевания. Валерик глядел на них не без любопытства, но, скорее, с равнодушием.

А тут, думал Валерик, дело заключалось в том, что он захотел Лёлю прежде, чем увидел её обнажённую грудь И, наверное, захотел потому, что она была похожа на Леру, только не бросала его, а, напротив, помогала и поддерживала. Значит, можно было снова чувствовать себя миксамёбой, вокруг которой ползают другие одноклеточные, и хотеть именно ту особь, которая подползла ближе и не желает сбегать.

И ещё желание стало невыносимо жгучим, потому что Лёля вела себя непоследовательно и сбивала с толку. Была голой и неприступной одновременно. Дразнила и отталкивала. Становилась то одним человеком, то другим. Сводила с ума.

Валерик не успел уснуть к моменту, когда заплакал проголодавшийся Даня. Валерик трясущимися руками заправил бутылочку кефиром и пытался унять накатывающее волнами возбуждение, пока кормил. Он ненавидел себя. Так явно и откровенно мечтать о женщине, кормя маленького ребёнка, казалось ему омерзительным, но справиться с собой Валерик не мог.

И, наверное, из-за нервного возбуждения, передавшегося малышу, кормление и укладывание на этот раз заняли чрезвычайно много времени. Светало, когда Валерик, наконец, смог пойти спать.

Он заглянул в Лёлину комнату, когда относил бутылочку на кухню. Рассеянный свет скользил по складкам её одеяла. Лёля укрылась едва ли не с головой, и лишь узкая пятка выскользнула из-под одеяла.

Валерик сделал ещё шаг по направлению к кухне, и вдруг понял, что умрёт от любопытства, если не узнает, в самом ли деле она спит голой.

Лёля слегка пошевелилась, выпростала из-под одеяла руку, и тонкую, и округлую одновременно. Валерик присмотрелся, стараясь понять, как это может быть, и не понял, но остался очарован этой женской загадкой. Он чувствовал себя пьяным. Им будто руководили извне, а он только смотрел, слушал, чувствовал и удивлялся.

Бутылочку из-под кефира Валерик поставил на пол возле печки и тут же зацепил ногой. Чуть постукивая, она покатилась по гладко оструганным доскам, остатки кефира разрисовали прозрачное стекло белыми гладкими дугами.

Валерик не обратил внимания. Он перешагнул высокий брусок порожка, поколебался немного и, сделав последний шаг, уселся на кровати. Панцирная сетка, покрытая двумя матрасами, жалобно прогнулась. Лёля приоткрыла глаза. Она казалась сонной, но Валерик уже точно знал: это игра, и она ждала его.

Он тихонько провёл пальцем сверху вниз, и одеяло спустилось по обнажённой груди. Лёля улыбнулась. Валерик замер, но она ждала, спокойно глядя на него. Он наклонился, прижал её, придавил, и Лёля слегка качнулась под ним, подкинутая сеткой кровати.

Валерик нашёл губами Лёлин рот и стал его целовать, а она засмеялась, и чтобы утвердить своё привосходство, Валерик слегка прикусил её пухлую губу. Тогда она, подчинившись, стала отвечать на его поцелуи. Валерик схватил её узкие плечи и стиснул их. Лёля съёжилась, как будто испугалась, а он уже раздевался, и одеяло уже соскользнуло на пол.

Лёля была мягче Леры и жарче её. Этот жар, текущий из ложбинки меж Лёлиными ногами, ощущался почти болезненно, заставлял вздрагивать, но Валерик всё равно прижимался, раздвигал, требовал. Она яростно дышала ему прямо в ухо, заставляя морщиться, прикусила мочку, а Валерик за это сильнее, чем следовало бы, сжал Лёлину грудь. Они словно боролись: молча, почти ненавидя друг друга, и Валерик хотел её всё больше и больше.