Дмитрий Дейч - Прелюдии и фантазии

Пенсионер в спортивных трусах и вязаном свитере ковыляет по мокрому песку, стараясь не наступать на обрывки целлофана, принесённые морем, ноги его — в цыпках, от холода.

— Николай Исаич, вы, конечно, извините, но ваш Рамануджа супротив Гегеля — мелкий говнистый поц.

— Хаять чужое, Коленька, — дело неблагодарное. Где Гегель и где Рамануджа? А главное — когда? Подайте вон тот мешочек, будьте любезны… Вы бы ещё Мерло-Понти впиндюрили…

— И впиндюрю. Отчего не впиндюрить?.. От Гегеля до Мерло-Понти. Набросали, блядь, веток каких-то. Мыслитель — он и в Африке. засовывайте эту хуйню, засовывайте.

— Вы только посмотрите, как этот агрегат управляется с ветошью. В пыль. В дым.

— А я вчера рыжему говорю: у меня, блядь, на ваших каббалистов зла не хватает. Мутно всё как-то. А он, ссука: мол, привыкли после своего марксизма-ленинизма на немцев равняться. Тут вам не там!..

— Мы на Востоке, Коленька. Нужно с этим смириться. Всё. здесь, кажется, закончили.

— Хороший район. Я в этих местах на днях охуительный шкафчик оторвал. Новенький — как из магазина. Стоит у стеночки — меня дожидается, голуба. Вам не нужен, случайно?..

Он останавливается у тумбы с киноафишей и рассматривает Милу Йовович, вооружённую двумя автоматами «Узи».

Гранаты повисли на поясе, револьверы покоятся в кобурах, пристёгнутых прямо к чулочкам, кожаная куртка распахнута настежь. Грудь её полуобнажена, зато горло заботливо укутано вязаным шарфиком. Рот приоткрыт, брови нахмурены. За спиной у Милы — стая воронов в сумрачном небе и покосившаяся стела с надписью «Лас-Вегас».

Он зовёт её по имени: Мила! Мила!

А после зовёт её по имени: Кали! Кали!

Кали-Мила на плакате поворачивает голову, откликаясь на зов, и вороны реют над её головой, как чудовищная аура разорения и погибели.

— Все беды от шлюх, — говорит таксист, — они везде: в правительстве, в магазинах, на рынке. Зайдёшь в кафе — одни шлюхи, сидят, как у себя дома.

Таксист заглядывает в зеркало заднего вида, пытаясь поймать взгляд пассажира. Тот смотрит в окно. Не из разговорчивых. За окном — ул. Дизенгоф. Шлюхи застыли в витринах, как лотовы жёны.

— И что? — внезапно спрашивает пассажир, будто очнувшись от сна.

— Что-что. А то. — таксист резко выворачивает руль и притормаживает на светофоре. — То самое. Противно — вот что.

— Почему? — спрашивает пассажир, глядя в окно. На ул. Фришман пробка. Грузовик перегородил движение.

— Да потому что. — таксист морщит лоб, пытаясь найти нужные слова. — Вот ты, душа моя, чем промышляешь?

Можешь не отвечать, сам скажу: хайтек-шмайтек. Вас легко распознать: очки у всех одинаковые. По очкам вижу: хайтек. Виртуальные шлюхи. Блудницы дистанционного управления. Секс по интернету. Что, не так?

Пассажир поднимает бровь и с лёгким удивлением заглядывает в зеркальце заднего вида. Водитель яростно давит на клаксон, и на какой-то бесконечно короткий миг пассажиру представляется, что этот протяжный горестный вопль исторгается не из автомобильного чрева, а из живой человечьей груди.

Какая наглость! — кричит она в трубку. — Какая возмутительная наглость!

Крепитесь, яйцеголовые, сейчас всем достанется! — шепчет Сэми, начальник отдела, и точно — Яэль с такой силой швыряет трубку на рычаг, что присутствующие вздрагивают. Телефонный аппарат отзывается жалобным дребезжащим звоном — будто струна лопнула.

Опять спишем на «непредвиденные расходы»? — спрашивает Елена. — Пора вычитать стоимость этих аппаратов из твоей зарплаты, подружка!

Заткнись, сука, — отвечает Яэль. Нет, она не говорит этого. Не может себе позволить. Не сегодня. Она отвечает: босс заплатит! И — улыбается, будто сказала что-то смешное. И все они улыбаются в ответ: и Сэми, и Елена, и толстый Роберт, агент по продажам, и Мири, секретарша. И Шалом, дипломированный экономист. Все как один — зубы скалят, будто это в самом деле смешно.

Но — какова наглость! Возмутительная, потрясающая наглость!

А в чём, собственно, дело? — осторожно спрашивает Сэми. — Что он тебе сказал?

Яэль открывает рот, чтобы ответить, и — закрывает его.

Она не помнит, что он сказал.

А кто это был? — спрашивает Елена.

Яэль напряжённо думает. Она не знает, кто это был. Боже мой, она не помнит, с кем разговаривала — только что, десять секунд назад! Она не помнит даже, кто был на линии — мужчина или женщина. Яэль хватается за голову и выскакивает из офиса. В коридоре — людно, у автомата по продаже кофе — привычная сутолока. Она занимает очередь и стоит, глядя неподвижными рыбьими глазами в спину знакомого менеджера со второго этажа. Он оборачивается и заговаривает с нею. Жалуется на производственные условия и (кажется) шутит. Она кивает. Какая наглость! Какая непростительная наглость! С кем же она разговаривала? Зачем стала в очередь? Ей не хочется кофе.