Дмитрий Дейч - Прелюдии и фантазии

Сократ. Тогда давай начнём с самого главного. Верно ли, что музыка имеет божественную природу и дана нам, смертным, для утешения и очищения?

Федонд. Я так не думаю.

Сократ. Начало многообещающее. Давай попробуем разобраться, с чем именно ты не согласен. Федонд. Давай. Что такое, по-твоему, божественное, и что — смертное?

Сократ. Мне кажется, что божественное создано для власти и руководительства, а смертное — для подчинения и рабства.

Федонд. Филолай согласился бы с тобой.

Симмий. Филолай в Фивах. Говори за себя, Федонд.

Федонд. Я не уверен, что божественное и смертное разнятся между собой, и этому как раз научила меня музыка.

Кебет. Зевс свидетель, Федонд, я никогда не слышал от тебя ничего подобного!

Сократ. Это потому, что тебе не приходило в голову, что музыкант может говорить членораздельно. Боюсь, я тоже долгое время так думал, но теперь вижу, что заблуждался. И всё же, Федонд, как божественное и смертное могут не разниться между собой? Не хочешь ли ты сказать, что не видишь разницы между людьми и богами?

Федонд. Разница эта слишком очевидна, слишком зрима, чтобы быть истиной. Тебе кажется, что тело относится к смертной части существа, а душа к божественной, не правда ли, Сократ?

Сократ. Верно. Душа подобна бессмертному, умопостигаемому, единообразному, постоянному и неизменному, а тело — смертному, многообразному, тленному, непостоянному и постигаемому не умом.

Федонд. Давай тогда разберёмся: в каком смысле, каким образом тело постигается «не умом», как ты только что сказал. И для того, чтобы понять это, обратимся к музыке.

Сократ. С удовольствием.

Федонд.Верно ли, что когда музыка привлекает наше внимание, то первым на её звуки реагирует тело? Замечал ли ты, Сократ, что порой думаешь о чём-то своём, но в то же время отбиваешь ритм рукой или притоптываешь ногой в присутствии играющих музыкантов?

Сократ. Замечал, и не раз.

Федонд. Что же заставляет тело совершать все эти странные движения, если душа, которая, по твоим словам создана для руководства, занята совсем другим?

Сократ. Я думаю, что душа заставляет тело двигаться таким образом, отзываясь на звуки музыки.

Федонд. Выходит, что душа это делает, сама о том не зная? Где же тогда её божественное начало, способное объять всё сущее?

Сократ. Пока человек жив, душа крепко связана в теле и прилеплена к нему, она вынуждена рассматривать и постигать всё сущее не сама по себе, но через тело, словно бы через решётки тюрьмы, и погрязает в глубочайшем невежестве. Поэтому она не способна постичь самое себя, Федонд.

Федонд. По-твоему тело — тюрьма для души, и лишь смерть отпускает душу на волю?

Сократ. В этом моя надежда — надежда философа и человека, который собирается умереть.

Федонд. Я бы не хотел лишать тебя надежды, Сократ. Ты говоришь так, будто наверное знаешь, что я не прав. Я знаю лишь то, что говорит мне музыка.

Сократ. Продолжай, прошу тебя. Я вижу, что напрасно не познакомился с тобой раньше.

Федонд. Музыка подсказывает мне, что тело и душа — едины.

Сократ. Означает ли это, что душа телесна?

Федонд. Это означает, что тело — не просто груз или тюрьма души, но необходимая составная её часть: как палец музыканта, который может показаться кому-то отдельным органом, на деле всецело зависит от существования кисти и вряд ли дотянулся бы до струны, не будь у меня локтя или плеча.

Симмий. ...или головы. Всё это тебе сообщила музыка?

Федонд. Также она сообщила мне, что тот, кто заботится о душе, пренебрегая телом — теряет, а не приобретает. Я слышал от Филолая (думаю, ты с ним согласился бы, Сократ), что истинный философ гонит от себя желания тела, крепится и ни за что не уступает телу, не боясь разорения и бедности, горя и нужды.

Сократ. Прекрасно сказано, Федонд.

Федонд. И ты, конечно, принимаешь тело за обузу, думая, что душа должна жить, лелея собственные свои, отдельные от телесных, стремления, а после смерти — отойти к тому, что ей сродни, и навсегда избавиться от человеческих бедствий.

Сократ. Верно. Я сам не сказал бы лучше.

Федонд. Какой же смысл в том, чтобы жить человеческой жизнью, заточая душу в телесные оковы? Если тело причиняет душе такой урон, не проще ли было бы ей вовсе не рождаться в человеческом облике, а обитать там, где ей лучше всего, не посягая на смертное и тленное?

Сократ. Хороший вопрос, клянусь Зевсом. Но я не стану отвечать на него, поскольку вижу, что ты сам готов ответить.

Федонд. Боюсь, Сократ, я разочарую тебя, ибо сейчас поведу себя вовсе не так, как полагается философу.