Юрий Поляков - Гипсовый трубач - дубль два

– Минуточку! – воскликнул Дмитрий Антонович. – Уж не сынок ли вы незабвенного Григория Евсеевича Гавриилова?

– Допустим. А с кем имею честь? – опасливо поинтересовался увеличенный гном, и глаза его забегали.

– Ах, простите, простите! – спохватился Огуревич и в самых лестных категориях отрекомендовал соавторов насторожившимся гостям.

Во время представления Жарынина вся троица старалась соблюдать на лицах благосклонно-заинтересованное выражение, но когда дошла очередь до Кокотова, «мопсы» опасливо переглянулись. Однако увлеченный директор ничего не заметил и попросил делегацию повторить свои предложения вновь прибывшим товарищам. Ведмедюк величаво кивнула первой заместительнице, как дипломант-исполнитель заштатному концертмейстеру. Боледина дернула щекой и, неохотно оторвав взгляд от своего «каратника», устало разъяснила, что тяжелые обстоятельства, в которых оказалось «Ипокренино», «мопсам» хорошо известны. К счастью, у них имеется уникальная возможность спасти легендарный Дом ветеранов от бесчеловечного рейдерства: они имеют прямой выход на судью Доброедова, а это позволяет простимулировать его… э-э-э… благосклонность…

– Простимулировать? И сколько же он просит? – насмешливо полюбопытствовал Жарынин.

– Вы о чем?! – сверхсрочница снова уставилась на свой самоцвет.

– Да, в самом деле, вы о чем? – встревожился Огуревич.

– Аркадий Петрович, вы, наверное, беспокоитесь, что информация из этой комнаты может уйти в торсионные поля? – сочувственно спросил режиссер.

– В какой-то степени… – вздохнул глава школы «Путь к Сверхразуму».

– Действительно, давайте не будем выходить за рамки! – строго предупредила Ведмедюк, а Гавриилов сделал вид, будто вообще не понял, о чем речь.

– Доброедов – очень достойный человек, верующий, – тихо добавил он.

– Но конфеты-то он ест, наверное?

– Не исключено, – кивнула, понимая, Боледина.

– И вы думаете, Ибрагимбыков уже ему занес? – туманно предположил игровод.

– Что занес? – вздрогнула председательница МОПСа и нервно поправила индейские бусы. – Выбирайте выражения!

– Конфеты, – пояснил Жарынин. – Допустим, коробок пять…

– Ха-ха-ха… – театрально сказала сверхсрочница. – А пятнадцать не хотите?

– Это не важно… – твердо объявила женщина-вождь. – Он вернет… конфеты Ибрагимбыкову и возьмет наши.

– А какие он предпочитает: отечественные, американские или европейские?

Ведмедюк, Боледина и Гавриилов переглянулись:

– Евро… пейские…

– У нас найдется пятнадцать коробок таких конфет? – спросил режиссер директора.

– Не знаю… – Огуревич напряг мускулистые щеки. – Я поищу…

– А почему вы уверены, что судья Доброедов возьмет именно наши конфеты? – продолжал допытываться игровод.

– Потому что у нас есть прямой выход на… – Боледина некоторое время держала паузу, разглядывая перстенек. – …на Скурятина!

– На Эдуарда Степановича. Вы хоть понимаете, о ком речь? – спросила Ведмедюк, раздосадованная тем, что столь важную информацию сообщила не она, а ее чересчур самостоятельная заместительница.

– Не может быть?! – задохнулся от удивления Жарынин, незаметно мигнув Кокотову.

– Да, это очень серьезно! – подыграл писодей, которого немного развлекло это представление. – Руководитель управления конституционной стабильностью – это уровень!

– А вы разве сомневались в наших возможностях? – нахмурилась Ведмедюк и стала окончательно похожа на сурового индейского вождя, обиженного бледнолицыми невеждами.

– Да… Дмитрий Антонович… вы уж как-то… ну, совсем… – забормотал смущенный Огуревич.

– Нисколько не сомневаюсь! – бодро объявил Жарынин.

– Нет, я вижу: сомневаетесь! – не поверила председательница и распорядилась: – Павел Григорьевич, покажите!

«Начинающий Солженицын» достал из портфеля фотоальбом, раскрыл и предъявил снимок, на котором Ведмедюк и Боледина дружески чокались с пьяненьким Эдуардом Степановичем. На заднем плане, у богатого фуршетного стола, мешая друг другу, насыщались упитанные тени былых политиков. Виднелся и Гавриилов, приладившийся к молочному поросенку.

– Потрясающе! – воскликнул Жарынин. – Неужели в Кремле?

– Х-м-м… – оторвавшись от своего бриллианта, загадочно усмехнулась Боледина.

– Я же говорил, мы спасены! – расцвел Огуревич. – Я же знал… знал…

– Погодите радоваться, вам еще надо раздобыть пятнадцать коробок евроконфет!

– Найду, найду… – пролепетал счастливый директор, явно хвативший на радостях внутреннего алкоголя.