Юлия Добровольская - Любовники

Она не обижалась на них. Да и за что обижаться?! За то, что им не хватает душевной утонченности, чтобы прочувствовать — именно прочувствовать, а не увидеть — истинную красоту?.. Так за это не обижаться надо на них, а пожалеть.

Вот только эталона мужской красоты у Дины пока не было. Тем не менее признанный всеми слащавый голубоглазый красавчик Ален Делон вызывал в ней неприязнь, граничащую с отвращением. Зато Муслим Магомаев, которого она видела конечно же только на фотографиях в журналах, но очень хорошо знала и любила его голос, будоражил Динины чувства. И еще Жан Маре… Правда, Дина не могла бы с полной определенностью ответить на вопрос: любит ли она д’Артаньяна, доблестного мушкетера, или артиста, исполняющего его роль? Как бы то ни было, в них обоих — и в д’Артаньяне, и в Жане Маре — Дина ощущала то самое главное, что неосознанно ждет от мужчины любая женщина: благородство и силу, способные защитить от любых напастей. Обязательно ли благородство и сила сочетаются с внешней красотой, Дина тоже пока не знала.

Дина была стройной девушкой, чуть выше среднего роста, с правильной осанкой и неторопливой походкой уверенной в каждом своем шаге особы. Следить за осанкой и походкой ее научила с самого детства мама. Как, впрочем, и всему остальному, что составляло Динину незаурядную индивидуальность: хорошим манерам, постоянному уходу за собой, тщательному подбору гардероба, а позже и макияжа.

— Пусть ты и не красавица, — говорила мама, — но лицо, волосы и ногти должны быть всегда ухоженными. Пусть у тебя будет немного вещей, — продолжала она, — но эти вещи должны быть добротными. И никогда, никогда не гонись за модой, лучше найди свой стиль и будь ему верна, а уважение к моде можно прекрасно продемонстрировать аксессуарами.

Откуда провинциальная, с восемью классами образования женщина взяла эти совершенно несоветские понятия, Дина представления не имела. И почему при всем этом ее мама не соответствовала собственным принципам — тоже было загадкой.

Одевалась Дина с маминой помощью. Та шила из своих вещей все, что было, по ее мнению, необходимо столичной студентке, — строгий костюм, несколько блузок, несколько юбок и непременное вечернее платье. Только верхняя одежда и обувь покупались в магазине. Ну и еще белье, конечно. На эти покупки мама самоотверженно собирала деньги из своей скромной зарплаты, часто отказывая себе самой в какой-нибудь приятной мелочи.

— Доченька, — говорила мама, когда Дина пыталась отговорить ее от какой-то новой покупки, — Диночка, я уже себя зарекомендовала, а тебе нужно утверждаться: встречают-то все же по одежке! — И смеялась чистым детским смехом.

Но при столь невысокой оценке своих внешних данных Дина не считала себя хуже других. «Я просто не такая, как все», — успокаивала она сама себя, пока не свыклась с этой формулой самоидентификации, которая, словно фильтр, отлавливала и отметала ненужные размышления и переживания по поводу неудавшейся внешности, отвлекающие от… от самой жизни — прекрасной и удивительной во всех ее проявлениях. «И не на таких вон женятся», — говорила она порой себе, заметив на пальце какой-нибудь совсем уж невзрачной тетеньки обручальное кольцо, пока однажды Внутренний Голос не сказал ей на это:

«Женятся-то на всяких… Но то ли тебе нужно?»

«О чем ты?»

«Тебе нужно, чтобы на твой палец надели кольцо? И это — предел твоих мечтаний?»

Подумав, Дина ответила:

«Нет. Думаю, что не это».

«А что же?»

Дина снова задумалась.

«Я хочу любить и быть любимой».

«То-то, — сказал Внутренний Голос. — Только иногда «выйти замуж» вовсе не означает «любить и быть любимой». И наоборот: взаимная любовь не всегда предполагает замужество».

«Правда?..» — удивилась Дина.

Как и любая девушка, Дина, конечно, задумывалась о любви и счастье, о семье, которая когда-нибудь у нее тоже будет. Она примеряла себе в мужья некоторых парней — только тех, разумеется, к кому она испытывала симпатию.

Вот Сережа, сын тети Альбины, маминой подруги. Он старше Дины на четыре года, и знакомы они с самого детства…

Лет в пять Дина поняла, что любит Сережу. Поняла по невыразимой радости, которая переполняла ее, стоило лишь услышать от мамы имя тети Альбины. Обсуждение планов, связанных с тетей Альбиной, означало, что Дина увидится с Сережей. А радость и означала, что это — любовь. Какая же любовь без радости?!

Сережа был с ней добр и мил, покровительствовал ей с высоты своего возраста и жизненного опыта — ведь он был уже школьником и так много знал. Сережа водил Дину в кино, держа за руку. В буфете кинотеатра он покупал ей газировку с ярко-желтым густым сиропом, слоеный — обязательно самый румяный — язычок, посыпанный крупными сахаринками, а потом вытирал носовым платочком ее губы и отряхивал крошки с воротничка платья. Иногда Сережа читал Дине свои любимые книжки — и это были самые сладостные часы их общения. Дина неотрывно следила за губами Сережи, зачастую даже не понимая, о чем говорилось в книжке, но это было и не важно: не ради же чьих-то — пусть и увлекательных — приключений сидит она здесь, рядом с любимым Сережей!