Юлия Добровольская - Любовники

— А как же женские слабости, капризы? — не унимался Константин Константинович.

— Ну, кому нравится, пожалуйста.

— А вам не нравится.

— Мне нет.

— А что вам нравится?

— Мне?.. Естественность. И прямота.

— И как оно, получается так жить?

— Получается.

— Не тяжело?

— Наоборот, очень легко.

— Правда? — не переставая улыбаться, спросил преподаватель.

Но тут свет стал медленно гаснуть, запоздавшие зрители спешили занять свои места. Динин спутник близко наклонился к ее уху и сказал:

— Вы меня заинтриговали. Можно мы продолжим позже?

Дина повернулась к нему. На экране вспыхнул свет. Лицо преподавателя было совсем рядом в сгущающейся темноте, и сейчас оно выглядело особенно эффектно: правильные крупные черты лица, подчеркнутые боковым освещением, мерцающие блики в глазах, очень внимательный, но мягкий и волнующий взгляд, губы, приоткрытые в полуулыбке.

— Можно, — сказала Дина и отвернулась к экрану, но краешком глаза она видела, что Константин Константинович продолжает наблюдать за ней.

Тогда она спокойно посмотрела ему в глаза. Тот улыбнулся и устремил взгляд к экрану.

Они с трудом протиснулись в двери кафе, миновав шумную толпу желающих попасть внутрь. Даже поняв, что эти двое идут без очереди не по причине нахальства, а потому, что швейцар сделал им приглашающий знак, стало быть, места у них заказаны, — даже несмотря на это, страждущий народ не выказал энтузиазма, чтобы расступиться и пропустить счастливчиков.

Дина и Константин Константинович подошли к стойке гардероба, кавалер принял у дамы плащ, разделся сам и сдал вещи. Дина тем временем поправляла у зеркала прическу и увидела, как к ней приблизился преподаватель, тоже поправил свои роскошные волнистые цвета воронова крыла волосы, проведя по ним, как расческой, сперва одной пятерней, потом другой, одернул пиджак. Но при этом он смотрел в зеркало не на себя, а на Дину.

— Вы были так уверены, что я соглашусь пойти с вами в кафе? — спросила Дина, повернувшись к Константину Константиновичу.

Он улыбнулся и игриво произнес:

— Нет, не был. Я даже не был уверен, что вы вообще придете.

— Но билеты купили и места заказали… Ну, билеты, положим, можно продать, а залог в кафе ведь не возвращают.

По-прежнему улыбаясь, Константин Константинович потупил взор:

— Если бы вы не пришли, все остальное меня уже не огорчило бы. — Он снова поднял глаза: — Плевать мне было бы на потерянные деньги.

Дина еще раз отметила про себя, как переменчиво лицо этого мужчины и какое множество оттенков имеет его улыбка — такое простое движение мышц, такая привычная мимическая конструкция… Она молча внимательно смотрела на своего преподавателя, словно пытаясь разглядеть: правда ли то, что он говорит, или пустая болтовня.

Похоже, Константин Константинович сам еще не знал этого. На его лице смешались и любопытство к столь незаурядным чертам характера студентки, которую он знал уже три года, а оказалось, что вовсе и не знал, и растерянность перед ее обезоруживающей прямотой, и напряженность, вызванная желанием не обронить маску легковесного пижона, и опасение, что именно этим может оттолкнуть не признающую игры и фальши свою новую знакомую.

Их провели к единственному свободному столику с табличкой «Зарезервировано» в самом удобном месте — у огромного окна, за которым светился вечерними огнями город. И еще с этого места было прекрасно видно сцену с вокально-инструментальным ансамблем из пяти человек.

Дина села на отодвинутый Константином Константиновичем стул. Он расположился напротив, продолжая наблюдать за своей спутницей с нескрываемым интересом.

К столику подошел элегантный, строго одетый мужчина.

Заметив его, Константин Константинович поднялся со стула и протянул ему руку:

— Привет, Миша! Знакомьтесь: Дина… Дина Александровна. Михаил Анатольевич.

— Добрый вечер, — сказал Михаил Анатольевич. — Очень приятно. — И обратился негромко к Константину Константиновичу: — Пожелания особые будут?

— Если что, я найду тебя, — ответил тот.

— Хорошо. Приятного вечера. — Михаил Анатольевич кивнул Дине и отошел.

А Константин Константинович зажег свечу в красном прозрачном стакане и смущенно посмотрел на Дину:

— Я сейчас испытываю непреодолимый позыв к саморазоблачению. — Он снова улыбнулся одной из своих многочисленных выразительных улыбок и опустил взгляд. — Я не платил залога… у меня здесь друг… однокурсник, директором работает. — Он кивнул в сторону удалившегося Михаила Анатольевича и поднял глаза на Дину: — Миша… Так что этот столик всегда мой.