Игорь Неверли - Сопка голубого сна

В последних числах марта или в начале апреля, после одиннадцати неудачных стычек, русские окружили нас у деревни Косомин.

Построив нас, человек 800 — 1000, в лесу, начальник штаба Фриче объявил, что принять бой мы не можем, потому что погибнем все или сразу, или потом в плену. Поэтому решено отряд расформировать, оружие и котлы закопать, разбежаться на все четыре стороны и спасаться маленькими группами с помощью местного населения. Все освобождаются от присяги. Могут вступать в другие отряды, если таковые встретятся. А кто сумеет перебраться через Нарев и услышит о формирующемся отряде Мыстковского, может податься туда. Что касается конницы, то она попытается пробиться с боем.

Капеллан ксендз Ястжембский, бывший викарий в Острове, в приходе, где жили бабушка с дядей, остался со штабом и с конницей. Прощаясь, он дал мне свою шляпу, а себе взял мою конфедератку и показал, куда безопаснее всего идти. Многие плакали, в том числе и офицеры, но Падлевский приказал немедленно разойтись. В направлении, указанном ксендзом Ястжембским, пошли многие, в первой группе нас было четверо: Владислав Морачевский, Адам Попелярчик, Яков Суходольский и я. Выйдя на опушку со стороны большака, мы выглянули из-за кустов можжевельника — видимость была отличная, на несколько километров — и увидели массу войска: казаки, драгуны, пехота и артиллерия — все это валом валило к нашему лесу!

На краю поля мы заметили отводную канаву, прилегающую к нашему кустарнику. Это нас спасло от плена, а может, и от смерти. Мы нырнули туда и по грязи, а местами и по воде, ползли на четвереньках мимо русских частей — только бы подальше! Там, где канава была мелкой, мы залегли и лежали пластом, пока не стих топот ног и лязг вражеского оружия.

Поздно вечером мы подкрались к какому-то имению. Я пошел объясняться с хозяйкой, но та, услышав, кто я и что я не один, пришла в ярость и велела нам немедленно убираться, иначе, мол, она позовет людей и велит нас связать.

Мы вышли в поле, стараясь поскорее отойти от той деревни и прислушиваясь, нет ли за нами погони. Через какое-то время мы услышали блеяние овец и вышли к большой овчарне. Разлаялись собаки, но тут появился овчар, приветливо нас встретил, успокоил собак и устроил ночевать в овчарне на сене.

Утром он принес нам две буханки хлеба, брынзу и кипяченое молоко, у него мы дождались вечера, и, когда стемнело, он отвел нас к своему куму, леснику, который лучше знал окрестности. Тот был уже наслышан о наших делах, накормил нас, рассказал, что и как. Конница наша пробилась, пехота разбежалась кто куда. Но русские этого не знают и продолжают преследовать отряд, стянув войска со всей округи. Поэтому мы можем идти смелее. Он показал, как и куда пробираться.

Следуя его совету, мы пришли на следующий день в деревню, где и расстались. Мои спутники направились за Нарев, в Ружаны, а у меня началась лихорадка, и я хотел попасть к родителям, жившим тогда у Дорантов. Не помню фамилии добряка, который приютил меня в избушке в саду, дал чистое белье, потому что я весь обовшивел, напоил лекарством, накормил и посоветовал отдохнуть. Я заснул и проспал до вечера. Тогда меня разбудили, снова дали поесть и за чаем объяснили, как ехать. Тот добряк составил кратчайший и самый безопасный маршрут.

Не знаю, сколько я ехал, но к вечеру добрался до шоссе Пултуск — Насельск, которое надо было пересечь. И тут возница мой, вздрогнув, сказал: «Казаки!» Действительно, все шоссе вдали было забито казаками, двигавшимися в нашу сторону. Возница подстегнул коней и в несколько минут домчал меня до помещичьей усадьбы с садом и большим домом. Тут он придержал коней и сказал:

— Прыгайте и спрячьтесь у пана Горского, а я поеду дальше, иначе нам обоим несдобровать.

Прыгая, я услышал цоканье копыт по шоссе, зацепил брюками за какой-то гвоздь, раздался треск, я помчался к дому, забежал в сени, тут какая-то барышня схватила меня за рукав: «Скорее за мной в сад, казаки вот-вот нагрянут! Бегите налево, через спаржевые грядки, потом через забор и на гумно, там спрячетесь!»

Я был послушен как ягненок, стрелой прошмыгнул между спаржей и кучами навоза, сиганул через забор, влетел в какой-то сарай, заставленный инвентарем, забился в угол так, что, казалось, найти меня невозможно. И спасся!

Я долго просидел в темноте, наконец слышу, кто-то входит и говорит словно про себя: «Опасность миновала, можно идти в дом». Я вышел из своего закутка и тихонько свистнул, тогда незнакомец подошел ко мне, «барин просят вас зайти», и отвел в усадьбу. Меня любезно встретил мужчина средних лет, светловолосый, полный, с ним был мальчик лет 7—8 и девочка постарше, а в дверях стояла молодая еще женщина, очевидно хозяйка.