Тесса де Лоо - Близнецы

— Пожалуйста, прошу вас… напишите моей жене, что я еще жив, — умоляли они на ходу, — передайте моей матери, что вы меня видели…

В госпитале сестры вынимали эти записки из карманов и наполняли кувшины; они неутомимо продолжали удерживать свои позиции у края дороги. Их отгоняли пинками, угрожали прикладами, но они возвращались назад до тех пор, пока мимо не проследовал последний солдат. В госпитале сестры разобрали почту. Кто-то бросил Анне посылку, без адреса, без письма. Вскрыв ее, она обнаружила темно-синюю шерстяную ткань для офицерского мундира — подарок? Когда почтовые учреждения возобновили свою работу, она написала десятки писем: «От Хайнца, моей дорогой Герте… Мути от Герольда… через Анну Гросали».

В тот же день состоялась смена караула. Подъехали джипы, американцы спокойно приняли на себя руководство военным госпиталем. Выздоровевших солдат объявили пленными и увезли; врачам, санитарам, медсестрам надлежало продолжать работу под наблюдением. Вокруг госпиталя установили огромные вращающиеся прожекторы, дабы обескуражить смельчаков, мечтающих о побеге. Среди раненых были убежденные нацисты, державшие при себе фотографию Гитлера и другие нацистские атрибуты. Медсестры вовремя собрали все их имущество и, из страха спровоцировать американцев, выбросили в озеро. Один солдат, не в состоянии расстаться с наградами и портретом Гитлера, оставил все у себя. Через несколько дней он обратился к Анне:

— Сестра, сделайте милость, спрячьте куда-нибудь эти вещи.

— Но куда? — скептически сказала Анна.

— В лесу, за госпиталем. Закопайте их, пометьте место и нарисуйте карту с четким указанием, как его найти. Когда все это закончится, я их откопаю.

Анна не смогла ему отказать. Вечером она прокралась на территорию лазарета, пригибаясь под лучами прожектора и озираясь по сторонам. Между двумя березами она выкопала яму, тихонько посмеиваясь на самой собой, — она рылась в земле, словно собака, прячущая свою кость. Быстро набросав план при свете луны и отметив крестиком место захоронения фюрера, она возвратилась назад тем же путем, на ходу проклиная американцев за их нелепую демонстрацию силы, препятствующую свободному передвижению человека в собственной стране в мирное время.

Очень быстро американцы вкусили прелести бывшего отеля: в озере Химзее можно было купаться и ходить под парусом. Они реквизировали дом для генерального штаба. Госпиталь упразднили, эсэсовцев рассортировали и отправили по этапу, сестер Красного Креста под охраной отвезли в казармы вермахта в соседнем Траунштайне. От пресловутой немецкой аккуратности там не осталось и следа: верховное командование, по-видимому, решило скрепить кутежами закат Третьего рейха. Сестрам поручили расчистить устроенный победителями авгиевы конюшни. Их унижал статус пленников, противоречивший нейтралитету Красного Креста, равно как и далекая от их призвания грязная работа. Однако все эти горести вскоре померкли на фоне ежедневного рациона, состоявшего из чашки черного суррогатного кофе, куска сухого хлеба и тарелки водянистого супа. От голода кружилась голова; через неделю у Анны хватало сил таскать ведра, наполненные лишь на четверть.

В какой-то момент одна из сестер прорвала коллективную солидарность пустых животов и променяла себя американцам на тарелку еды. Снедаемая ненавистью к самой себе, она вернулась зареванная и, отжимая тряпку, пожаловалась на непоправимое. Все по очереди пытались ее утешить, но она не желала выслушивать слова сочувствия от тех, чье самоуважение оставалось нетронутым. Ее подруга, сестра Ильза, знала, что на этой неделе у нее день рождения.

— Мы должны ее чем-то порадовать, — сказала она Анне.

Анна вяло кивнула — чрезмерные движения головы мгновенно вызывали головокружение.

— По другую сторону от дороги растут маргаритки, — предложила она нерешительно, — но как нам проскочить мимо охранников у ворот…

— Предоставь это мне, — сказала Ильза, — я немного говорю по-английски.

После долгих переговоров на очаровательной смеси английского и немецкого Ильзе удалось уговорить постовых. Ворота открылись — им пришлось сдерживать себя, чтобы не помчаться вприпрыжку на лужайку подобно выпущенным на свободу телятам. Разгуливать по цветущему лугу, среди маргариток, лютиков, щавеля… упасть в траву и умереть! Пока Анна собирала цветы, травяные стебли по берегам Липпе будто снова гладили ее икры, и она вновь ощутила тот ни с чем не сравнимый щекочущий запах зелени. Ее не волновало, что вокруг были разбиты американские палатки — так же как раньше ей было наплевать на близость фермы, где ее мачеха замышляла новые издевательства. От постоянных наклонов закружилась голова, ее охватило пьянящее чувство, что она вот-вот упадет в обморок посреди этой Аркадии и забудется вечным сном.