Патрик Рамбо - Кот в сапогах

— Заткни свою грязную пасть!

— Мерзкий плут!

— Сволочь!

— Предатель!

— Пьяная рожа!

Роза и генерал между тем обменивались визитами. Она заходила поужинать в Генеральный штаб, он навещал ее на улице Шантрен. Они слали друг другу куртуазные записочки, взаимно приглядывались, оценивали. Он находил, что она интриганка, порой раздражающая, но в общем приятная. Она считала его грубым, когда он, говоря о женщинах, позволял себе слишком оскорбительные пассажи, и особо теплых чувств к нему не питала. Разумеется, Баррас предрекал этому столь многих озадачивающему офицеру блестящее будущее, он даже подталкивал ее к браку. Роза колебалась. Ее тетка мадам де Реноден в свое время толкнула ее в объятия светского молодого офицера Александра де Богарне, учившегося в Париже и Гейдельберге, и этот непродуманный брак обернулся скверно, их совместная жизнь стала сущим бедствием. Роза не решалась снова так прочно связать себя, однако старалась угодить Буонапарте.

Она сплетала цветочные гирлянды, украшая ими сосуды с вином, зажигала огонь в камине. За окном падал снег, осыпая лимонные деревья сада. Когда гости расходились по домам и удавалось спровадить графиню Стефани, родственницу и компаньонку хозяйки дома, мнившую себя поэтессой и твердившую, что в Лионской академии и Бретонском литературном обществе все в восторге от ее стихов, Роза приглашала к себе домой генерала-поклонника. А где дети? В пансионе. И никого больше нет дома? Теперь никого. Винтовая лестница, ведущая наверх, а там спальня, альков, расписанный птицами, ложе. Роза щебетала, с притворным интересом расспрашивала о семье Буонапарте, он же в свой черед осыпал даму вопросами о ее жизни на Мартинике, детстве в Труаз-Иле, французском поселке, где пять десятков обнесенных частоколом домов приютились в бухте у подножия зеленых гор рядом с мельничкой, дробившей сахар, и отмелью с сохнущими рыбацкими снастями. У креолок длинные ресницы, тонкие волосы, легкий, но исполненный достоинства нрав, с виду они кажутся почти болезненными, в них есть что-то от мягкого вяловатого климата тех мест. Они умеют ослепительно улыбаться, могут взволновать одним движением плеча. Там все живое либо трепещет в страстном возбуждении, либо дремлет. Женщины там проводят дни попросту: все больше лежа, окруженные слугами — черные и коричневые рабы тоже дремлют, свернувшись на циновках. Когда не спят, дамы курят табак, плюются им же, попивают мускат, призывают любимую служанку-наперсницу, чтобы всласть пооткровенничать, или велят ей пощекотать себе ступни пучком перьев — тем и развлекаются.

Так повествовала своим беспечным голоском Роза.

Никакой музыки, никогда ни одной книги, ни вышивания, только журчание воды, птичьи голоса да в свой час — возможность полакомиться сладостями или выпить чашку шоколада. Роза должна была носить gaule , покрывало из тонкого белого муслина, и яркий цветной тюрбан «Мадрас» на голове, она дремала в шелковом гамаке, украшенном птичьими перьями, ухаживала за своими магнолиями и по вечерам избегала выходить из дому, опасаясь змей. Ее кормилица, рослая африканка в платье с богато украшенным цветами корсажем, не должна была есть ничего, кроме вареных овощей: предполагалось, что от этого ее молоко будет слаще. Повсюду царил сладкий до тошноты зной. Тень казалась роскошью. Болотистая почва под хижинами на сваях, крепкий абсент, беспощадное солнце — все это заставляло благословлять малейший сквозняк или бриз, долетающий с моря. Тем не менее мужчины ее круга одевались в черный бархат, чтобы никто не спутал их с голыми туземцами. Они потели, тянули ужасающе дрянные алкогольные напитки, страдали от мошкары и лихорадок — требовалось два поколения, чтобы привыкнуть к такому климату. Между собой колонисты говорили о здоровье рабов, о скоте и оторванности от приличного общества. Женщины-служанки носили одну только юбку, шейный платок — обманчивая видимость — едва прикрывал их груди. Прислуживая у стола, аборигены одевались во все белое, но при этом ноги оставляли босыми. Жилось скучно. Высчитывали каждый грош. Грязное белье заталкивали в шкафы из красного дерева, набивая их до отказа.

Заезжим визитерам бросались на шею, даже если те были едва знакомы: вот удача! Новое лицо — истинное развлечение. Соседи встречались по воскресеньям: их приносили прямо в гамаках либо они приезжали сами на своих маленьких прытких лошадках. Под навесы над входом в дома ветер наносил песок, а при дожде натекали лужи. И вода, и пыль — все пахло апельсинами. Иногда можно было прогуляться в дальний конец парка, дойти до прохладной речки среди рядов кокосовых пальм и бамбуковых изгородей. Все ели бананы, плоды манго и гуаявы, она поспевала в изобилии, ее вкус — нечто среднее между грушей и зеленым инжиром. Каждый вечер опускался туман.