— Конвент лжет, потому что напуган, — заметил Сент-Обен.
— Пойдем вздуем какого-нибудь депутата, — предложил мюскаден в жилете с цветочками.
— С кого начнем?
— Они там все плуты, но есть среди них из мошенников мошенники.
— Кого вы имеете в виду?
— Этого вонючку Тальена.
— Брависсимо!
— Так поспешим к нему.
— Вы знаете, где он обитает?
— Улица Перль, у своего отца-консьержа!
— Придушим душителя из Киберона!
Распевая, они врезались в толпу, заполняющую парк, но чуть только оказались на улице, зашагали, стараясь не шуметь. Так и дошли до дома Тальена.
— Это здесь, номер десять.
— А на каком этаже?
— Увы, не знаю.
— Вот досада!
— Почему? Здесь всего четыре этажа и девять окон. Если мы расколотим их все, тем самым и его окно будет разбито.
— А чем?
— Вот этим.
Было уже темно, однако Дюссо разглядел груду камней, отвалившихся от ветшающей стенки. Они подобрали по два камня каждый и запустили в оконные стекла. Звон осколков огласил улицу.
— Это тебе, убийца!
Толстый гражданин появился в разбитом окне, к которому только что подошел, чтобы его открыть. Рана у него на лбу кровоточила. Отряд гренадеров Конвента, бродивших в окрестностях Пале-Рояля, заслышав шум, устремился на улицу Перль. Заметив хулиганов, бьющих окна, капрал вытащил саблю, а своих людей выстроил так, чтобы они перегородили мостовую по всей ее ширине. Ощетинившись штыками, гренадеры изготовились дать залп, но тут мюскаден в жилете с цветочками достал из-за пояса пистолет и, вытянув руку в направлении военных, вслепую выстрелил. Один из гренадеров, получив пулю в плечо, выронил ружье. А мюскадены пустились наутек, пользуясь минутным замешательством противника.
Три всадника в черных плащах скакали по улице Фобур-Сент-Антуан. Проехали мимо пивной «У Гортензии», не удостоив ее взглядом, а между тем заведение принадлежало ветерану Революции Сантерру, все якобинцы квартала собирались там. Чуть подальше всадники, наклонив головы, свернули в низенький крытый вход, пересекли дворик, въехали в следующий проход и, наконец, оказались у заднего фасада обшарпанного здания. Баррас и Буонапарте сошли со лошадей, оставив их на попечении третьего спутника, а сами нырнули в грязноватую прихожую. Баррас открыл флакончик духов и вдыхал их аромат, он плохо переносил запах плесени, селитры и жирного супа.
— Он живет под самой крышей.
Они поднялись на шестой этаж по крутой скрипучей лестнице. Когда добрались до самого верха, Баррас постучал рукояткой трости по дощатой двери — стук был условным. Изнутри послышалось ворчание, и им открыла женщина в шлепанцах. Она была до ужаса тщедушна и неприглядна. Два рыжих карапуза, таких же уродливых, как их родительница, болезненных, с воспаленными глазами, цеплялись за ее юбки.
— Гражданин занят, работает.
— Мы хотим видеть его без промедления.
— Он у свиней.
Пришлось снова идти по лестнице. Старший из детишек-альбиносов провел их на грязный задний двор, служивший свинарником. Жозеф Фуше откармливал на убой своих хрюшек. Сей священник-расстрига, некогда представитель дипломатической миссии, копался в корыте, наполненном всевозможными кореньями и очистками. Он вздрогнул, опасливо вскинулся — знал, что найдется немало желающих отнять у него жизнь: некогда он, не ведая жалости, развернул репрессии в Лионе. Тысячу шестьсот подозрительных расстреляли из пушки на равнине Бротто, поскольку гильотина на площади Белькур работала слишком медленно. При виде Барраса Фуше овладел собой, хотя не сумел скрыть, что руки у него трясутся. Репутация этого человека была ведома Буонапарте, но он никогда его не видел, не мог даже вообразить, что Фуше столь тщедушен и невзрачен. Это был недоносок с запавшими щеками, скуластый, с мутно-серыми полуприщуренными глазами и сальными рыжими патлами, похожими на веревки. Фуше обтер руки о передник:
— Видишь, Баррас, что со мной сталось? Чем же я еще могу быть тебе полезен?
— У меня к тебе несколько просьб.
— Я больше носа не высовываю из предместья. Слишком опасно.
— Да я тебя и не прошу из него выходить. И твой труд будет оплачен.
Баррас вытащил из складок плаща кожаный кошель, довольно плотно набитый, и бросил его Фуше, но тот от удивления или по неловкости не поймал его, и кошель плюхнулся в грязь. Однако он его поднял, взвесил на ладони и, угадав, что там золотые монеты, тотчас спросил:
— Что же я должен сделать, Баррас?
Читать дальше