Грэм Джойс - Как подружиться с демонами

Это казалось просто немыслимым.

На одном из листов я нарисовал классическую пятиконечную звезду и обвел ее двумя концентрическими кругами. Между ними вставил слова: ШБТАЙ, ЦДК, МАДИМ, ШМШ, НГХ, ККБ и ЛБНХ. А снизу приписал содранное откуда-то разъяснение:

Необходимо знать, что общее количество часов дней и ночи — двадцать четыре и что каждый час управляется одной из семи планет, расположенных в правильном порядке: от высшей до низшей. Порядок планет таков: ШБТАЙ, Шабатай, Сатурн, ниже Сатурна — ЦДК, Цедек, Юпитер, ниже Юпитера — МАДИМ, Мадим, Марс, ниже Марса — ШМШ, Шемеш, Солнце, ниже Солнца — НГХ, Ногах, Венера, ниже Венеры — ККБ, Кокав, Меркурий, и ниже Меркурия — ЛБНХ, Леванах, Луна, самая низкая из всех планет. Обрати внимание, что магическая операция должна быть выполнена под управлением соответствующей планеты и обычно в час, который относится к ней же.

Бред сивой кобылы. Который я перетасовал с отрывками, раскопанными где-то еще:

В дни и часы Сатурна ты можешь проводить вызов душ из Гадеса.

Это, конечно, греческое. Именно так я и делал: мешал в кучу греческое, латинское, древнееврейское и египетское, сдабривая бодрой отсебятиной. А вот другой рисунок: две концентрические окружности, а в них вписан треугольник с различными буквами и магическими символами, которые я позаимствовал с репродукции коптского манускрипта, найденной в библиотеке колледжа. Интересно, подумал я, уж не этот ли текст, переписанный мною невесть откуда, вдохновил Фрейзера на его извращенный ритуал:

Пробудись у меня всякий дух, мужской ли, женский ли, и пойди во всякое место, и на всякую улицу, и во всякий дом, и закляни Коприю, которую родила Тесис, волосы с головы которой ты имеешь, любить меня, Эйлуриона, которого родила Коприя. Пусть не вступает в связь ни спереди, ни сзади и не делает ничего для удовольствия с другим мужчиной, если только не со мной, Эйлурионом, которого родила Коприя. Пусть не может она ни пить, ни есть, ни терпеть, ни переносить, ни быть спокойной, ни спать ни с кем, помимо меня, Эйлуриона, которого родила Коприя. Пусть Коприя, которую родила Тесис, волосы с головы которой ты имеешь, выбежит из всякого места, и всякой улицы, и всякого дома, пылая страстью, и бросится ко мне, Эйлуриону, которого родила Коприя. Пусть любит и вожделеет всей душой, умом и сердцем, пусть голову свою к моей голове прилепит, и губы с губами соединит, и живот к животу приложит, и бедро к бедру приблизит, и черное к черному приладит, и любовные утехи свои совершит Коприя со мной, Эйлурионом, во все время века.

В дверь легонько постучали, и я вздрогнул. По правде говоря, даже подскочил. Отложив рукопись, я поднялся и открыл дверь, но за ней никого не оказалось.

Я всмотрелся в длинный коридор. Здание пустовало. Уборщики еще не пришли, а все студенты, кроме меня и Фрейзера, были на занятиях.

— Фрейзер? — позвал я. Спустившись по лестнице, я постучался в его дверь. — Фрейзер?

Тишина. Я прижал ухо к двери, но изнутри не доносилось ни звука. И тут мне послышалось, будто по лестнице за моей спиной кто-то крадется.

Там никого не оказалось. Однако наверх вела еще одна лестница, из старого здания (очевидно, она осталась с тех времен, когда там жили слуги), и я решил, что, если потороплюсь, смогу застукать на ней того, кто тут ошивается. Я промчался по второй лестнице — и снова никого не обнаружил. В общаге по-прежнему царила тишина. В глубине полутемного коридора виднелась приоткрытая дверь в мою комнату, точь-в-точь как я ее оставил.

И вновь я услышал тихий скрип ступеней. Правда, на этот раз со стороны винтовой лестницы, ведущей на чердак. Я бросился к ее основанию и посмотрел вверх. Мрачный лестничный колодец пустовал. Пульсирующая боль в голове соревновалась с сердцебиением. Я дрожащей ногой ступил на эту лестницу и начал медленно подниматься на чердак.

В последний раз я был там вместе с Диком Феллоузом, и тогда мы точно закрыли дверь на замок. Но сейчас она была не заперта — виднелась узенькая щель. Я прикоснулся к двери пальцем, но не надавил. Вместо этого я прислушался.

Я напрягал слух так сильно, как только мог. И уловил звук, страшнее которого в жизни не слыхал. Я едва мог его выносить.

Описать его могу только так: вроде как песчинки падают на пластмассовый или металлический лист. Сначала текут редкой струйкой, а потом как сыпанутся! А после — затишье. У меня возникло жуткое ощущение, будто нечто прислушивается ко мне из-за двери: слушает, как я слушаю. Потом песок посыпался снова. И опять перестал.