Владимир Колковский - В движении вечном

Наверное, не просто поверить сейчас, но это правда. Игнат и действительно впервые открыл Библию — а это был Новый Завет в отдельной книжечке — только на двадцать восьмом году своей жизни. Но иначе и быть не могло. Отец его, убежденный материалист, секретарь партийной ячейки на службе, он даже строго-настрого запретил крестить сына. И в домашней библиотеке он, разумеется, не мог допустить и следа подобной «литературы». Страна, в которой появился на свет Игнат, проповедовала воинствующий материализм, обещая вскоре без богов всяких построить на своих необъятных просторах именно то, о чем эти самые боги еще только мечтали.

Это был 1987-год — только самое начало того, на что уже и не надеялись, но чего так долго ждали. Это было только начало большого излома, когда еще только-только осмеливались, оглядываясь по сторонам внимательно — не блажь ли то временная, как бы после соловками не припомнили! — говорить о том, о чем прежде нельзя было категорически.

Прежде Игнат весьма смутно представлял, что такое Библия. Его ничтожные сведения были из школьного учебника «История древнего мира» за пятый класс. Крохотный параграф на четверть странички, несколько абзацев, где говорилось о якобы бывшей две тысячи лет назад жизни Бога на Земле. Говорилось, что жизнь эта описана в виде особых записок-мифов, Евангелий. Мифы эти заложили основы христианства, самой распространенной сегодня религии в мире.

Со всем этим Игнат тогда согласился с легкостью — мифы, конечно же, всего лишь мифы. Они потому и есть мифы, что без доказательств, а доказательств-то нет и быть не может. И вот двадцати восьми лет от роду он однажды дождливым, скучным, летним вечером случайно наткнулся на тоненькую маленькую книжечку в дешевенькой синей обложке.

И он открыл ее. Он открыл ее просто так, из чистого любопытства. Открыл лишь с легким чувством снисходительно превосходства: «Ну-ка, ну-ка поглядим — и чем это тут нашим старушенциям головы дурят?»

Он открыл книжечку так, как поступал частенько с новой незнакомой книгой. Вначале открывал в любом месте, бегло просматривал с полстранички, потом еще точно так в нескольких других местах. Зацепило, понравилось — вот тогда только и начинал читать сначала. Но… но в этом случае он ощутил явственно с первых мгновений нечто иное.

Нечто иное совершенно, прежде никогда не испытанное. С первых мгновений он вдруг обнаружил, что где-то внутри его «я» осязаемо поднимается, взрастает, овладевает им какое-то особое, возвышенное, непередаваемое словами чувство.

Да, да, было много еще. В этой тоненькой книжечке было еще очень многое. Там были слова, там были мысли, слова и мысли как чудо… Слова и мысли, сказанные так, как казалось, и сказать невозможно… Но главным, важнейшим, первичным из Чудес было именно Оно — это возникшее с первых мгновений возвышенное, особое, непередаваемое словами чувство.

И именно эти мгновения стали Началом.

Чтобы «услышать и слышать» вовсе не обязательно иметь высокий уровень интеллекта, обладать глубокими научными познаниями. «Лишь душой чувствуя» — порой гораздо легче верить, и полуграмотная бабушка Игната хороший пример этому. Ведь интеллектуалы-ученые обычно со школьной скамьи до самозабвения погружены в бесконечную тайну познания; тайна сия покоряет, захватывает, завораживает настолько, что зачастую как бы и некогда просто оглянуться вокруг… Просто оглянуться, хоть на миг отрешившись от всех этих своих вариационных и групповых «формализмов-симметрий» — и вдруг обнаружить нечаянно, что удивительное, необъяснимое, чудесное на каждом шагу и рядом.

Возможно, так было бы и с главным героем романа, случись ему во взрослой жизни заниматься именно тем, о чем он так розово грезил в свои юношеские годы. Работая вдохновенно в лабораторной тиши над «чем-то подлинно грандиозным», занятый всецело законами-тайнами Мира материального, он, возможно, просмотрел бы тем самым Мир духовный… Но случилось иначе.

Так уж случилось по жизни, что он, физик-теоретик по образованию, занимавшийся эйнштейновской общей теорией относительности вкупе с римановой геометрией и тензорным анализом оказался по распределению на достославном НПО «Интегратор» в крохотной заводской лаборатории при отделе технического контроля. Максималист и мечтатель, романтик оказался вдруг в досель совершенно невообразимом мире, «сонном царстве», где было просто смешно и нелепо замахиваться на «что-то грандиозное»… Где для того, чтобы исполнять примерно свои служебные обязанности, вовсе не обязательно было заканчивать какие-либо университеты завидные, а даже и школьной восьмилетки при наличии достаточной сообразительности вполне бы хватило.