Владимир Колковский - В движении вечном

Правда, сама легенда о происхождении (а вернее о возвращении в очередной раз) на планете Земля длинноволосой моды людской была хорошо известна Игнату. Оказывается, один из знаменитой культовой четверки битлов как-то захворал серьезно и серьезно настолько, что даже было не до стрижки, и вот когда он пошел, наконец, на поправку… Это был непривычный новый облик, о котором уже успело позабыть человечество за несколько промелькнувших десятилетий, это было опять же то самое, обычное новое на планете Земля, то есть, по сути, лишь хорошо забытое старое… Но в данном случае важно другое, а именно то, что друзьям понравилось, друзья культовые подхватили с восторгом, а дальше кумиры, кумиры… Миллионы кумиров, цепная реакция и снова новый старый имидж вечно юной планеты на целые десятилетия.

Игнат также отпустил длинные волосы, потому что это тогда казалось единственно красиво и единственно приемлемо. Это была мода, и что здесь прибавишь, и само словечко «хиппово» было тогда модным. Так говорили не обязательно в случае характерной неряшливой атрибутики, так говорили тогда частенько и в тех случаях, когда теперь говорят «клево». Хиппово, а значит и клево; ты молодой, ты бунтуешь, и какие сомнения! — да вот только народу постарше это виделось совершенно иначе, как вечно было и будет, и потому вечно, вечно тлеет конфликт… Однако на этот раз конфликт разгорелся всерьез, вспыхнул в борьбу жесточайшую на целые десятилетия. Молодость стремилась отчаянно отпустить волосы как можно длиннее, переплюнув даже битлов и их самых дотошных подражателей; а вот те, что постарше любыми учительско-родительскими страшилками всеми силами пытались свою юную поросль хоть как-то постричь.

Власть — коса серьезнейшая, а в иные времена на наших просторах и ломовая, когда на любые приемы статья, но времена-то теперь были другие. На сей раз коса нашла на камень, камень до невозможности твердый, камень в монолит сплоченный, причем сплоченный именно на некоем бессознательном, почти инстинктивном уровне. Ведь не собирались же вместе, не создавали союз, не произносили пространных речей, мол, надо держатся, держатся ребята!.. Дашь слабину ты да вот он, одного-двух облапошат машинкой, а тогда и до всех доберутся, тогда и всем прочим хана… Нет, таких собраний не было, об этом даже и не говорили между собой очень много, зато каждый в отдельности в своем кружке взрослых держал оборону железную… И, как итог, несмотря на любые приемы и страшилки эти через несколько лет даже в самой захолустной лесной деревеньке местные парни говорили с гордостью случайному городскому залетному моднику:

— Думаешь, один тут таки делавы будешь?.. У нас тут тоже свои хипаки есть!

Молодость победила в итоге, и как казалось тогда — навсегда. Но… нынче моды другие, и где, где вы теперь «хипаки»?

Длинноволосая мода пришла в поселок, когда Игнат в восьмом был. Как и обычно, в то поколение поселковой юности первым «напустил на уши» здешний всегдашний зачинатель моды Генка-Артист, и тот час подхватили другие. И тотчас же старшие начали бой; с первых мгновений и все последующие годы каждый юный незримо чувствовал этот начатый бой непримиримый, холодную войну, постоянное давление старших. С самого начала было видно, что длинные волосы на ушах в представлении старших есть несомненный значок, есть очевидное, уже чисто внешнее доказательство этой самой желторотости юной, глупой: ага, мозгов, рассудка еще нет, ничего и придумать умнее не могут, как только волосы на уши напустить… Но ведь и молодость себя видит умнее, видит себя наверху, потому что оценки иные, оценки с грядущих высот и каждый отыщет в два счета, что и конкретно своим «старичкам» предъявить. Вот если ты умный, к примеру, тогда почему… в дурачках? Кто ты и что ты, и где твои башли, машины, дома?

Молодость смотрит повыше, потому как в руках ее время, и много, так много еще предстоит! А, значит, есть шанс сделать лучше, умнее, есть верный шанс превзойти далеко этих ныне таких деловых старичков. Молодость верит, и молодость знает — мы сделаем лучше, так было и будет, мы видим сути в делах поважнее, но только! — но только не в волосах.

Да, да, с самого начала этой вот моды Игнат чувствовал постоянное давление взрослой половины поселка. Косые взгляды случайные уличные, учительские в школе и дома, дома… И «беседы, беседы»… Начиналось всякий раз, опять же со взглядов, более пристальных, потом снова мать, как бы, между прочим: