Владимир Колковский - В движении вечном

И вот пришло время переступить черту.

Переступить ту черту, за которой все это было уже в прошлом.

Детство закончилось. За чертой остались родной дом, школа, поселок, многие из тех, с кем, казалось, был связан неразрывно.

В новой реальности все прежнее уже совершенно ничего не значило. Прежнее в новой реальности было самым обычным, заурядным, средненьким — средненьким даже в масштабах теперешней обычной студенческой группы из двадцати пяти человек.

Планка изначальной природной фактуры неизмеримо упала.

Данный заботливо Свыше, возвышающий щедрый заряд принципиально убавил в своей значимости. Заряд, завидный для многих, питающий «грандиозные» надежды и планы…

Теперь нужно было бороться, проявлять, доказывать заново. Доказывать, на что и сам-то способен.

В предыдущей книге данного романа была четко сформулирована его основообразующая нить. Его нить «связующая», а именно. Доступная хоть как-то нам на сегодняшний день Реальность имеет некий единый основополагающий фундамент. Эта же мысль будет проводиться в дальнейшем на протяжении всего жизнеописания главного героя.

В наблюдаемом нами привычном материальном Мире взлетают и падают волны. Точно также невесомые волны событий взлетают и падают в Мире духовном. Вполне закономерно, и вследствие закономерности этой невозможно, оседлав волей судьбы однажды, находиться постоянно только на самом гребне волны — рано или поздно неизбежно последует спуск. И точно также в аналогичном соответствии с Миром материальным, чем выше гребень волны, тем, соответственно, круче падение.

В прежней реальности Игнату был предназначен именно «гребень», положение близкое к верху в своей изначальной жизненной ячейке. Пусть ячейке и далеко не царской, самой средненькой по земным суетным меркам, но, все же, гребень. Важно здесь лишь то, что в первые свои земные годы он по меркам окружающих его ценностей был среди «самых-самых».

Но как любая песчинка, любой камешек, любая глыба неизбежно падает вниз под действием известных законов, как, взлетая вверх, обязательно падают волны — точно также и в жизни его должно было грянуть неизбежно нечто подобное.

Это и случилось за «поворотом».

За поворотом желанным, за чертой невидимой, за переходом в иную реальность.

В отличие от школы на университетском физфаке у преподавателей не было каких-либо прозвищ, хоть характеров ярких, харизматических хватало в избытке и здесь. Точно так же и в других институтах. В свои первые студенческие дни Игнат как никогда много общался с друзьями-первокурсниками, делясь живо новыми впечатлениями, и закономерность эту он определил почти сразу. Все, все как один, знакомые ребята называли преподавателей своих именно по фамилии и только так, хоть и с некоторой оттеночной разницей к лицу конкретному в смысле почтения и уважительности.

Почему так?

Скажут, положим, что в школе целый десяток лет, а в институте сразу вдвое поменьше. Верно, но как раз в том-то и дело, что прозвище по глубинной сути не есть отражение времени, и здесь как раз не годы решают. Заполучить на всю жизнь прозвище порой и минутки веселой в достатке полнейшем, прозвище по глубинной сути своей есть отражение куда более близкой субстанции, а школа… Школа и ближе, роднее.

Добавьте сюда и непосредственность детскую, да и год в детстве не в юности, не говоря уж о закатных годах. Каждый год в свою пору своей меркой мерится и не обороты планеты в критериях; в детстве день каждый подъемы крутые и впадины, и синусоидой вздыбленной времечко тянется, здесь не размеренный, плавный, но и стремительный старческий спуск.

И статус.

Кто и нынче из школьников особо мечтает, к примеру, о сельском учительстве? Помимо прочих известных нюансов здесь единственно глушь деревенская восстает тот час же страшилкой страшнючей, а вот преподавать в институте, тем паче столичном! Об этом во времена советские можно было даже не спрашивать у братишек-сокурсников, особенно деревенских корней, таких счастливчиков в краю родном по пальцам считали, считали на сто верст в округе и с великим почтением.

Вузовский преподаватель! — во времена советские это звучало. Это ведь вам не шалунишек беспечных от срока до срока струнить в обмен на нервишки да с оглядкой известной на «всеобщее среднее». Образование высшее в любых краях есть дело принципиально иное, вовсе не обязательное, отсюда напрямик и власть в студенческом мире почти безграничная. А власть она на то и власть, что во времена любые и даже при самом что ни есть почитаемом «развитом социалистическом равенстве-братстве» душу грешную так сладостно тешит.