Джоджо Мойес - Девушка, которую ты покинул

— Расплавленного золота?

Теперь они лежат молча, в комнате становится светлее. Она смотрит на реку в лучах солнца, и ей кажется, будто это путеводная нить в будущее. «Все хорошо? — спрашивает она себя. — Неужели я могу позволить себе снова стать счастливой?»

Пол странно притих, и она решает, что его наконец сморил сон. Но, повернувшись, она видит, что он смотрит на стену напротив кровати. Смотрит на портрет «Девушки, которую ты покинул», освещенный тусклым утренним светом. Она приподнимается на локте и наблюдает за ним. Его взгляд словно прикован к картине, и по мере того как становится светлее, он все пристальнее всматривается в нее. «Он оценил ее», — думает она. И чувствует, как в глубине души рождается неподдельная радость.

— Тебе нравится? — спрашивает она, но он, похоже, не слышит. Тогда она опять сворачивается клубком, уткнувшись ему в плечо. — Через несколько минут краски станут ярче. Картина называется «Девушка, которую ты покинул». Или, по крайней мере, мы… я так думаю. Написано сзади на раме. Это… моя самая любимая вещь во всем доме. На самом деле и во всем мире. Дэвид подарил мне ее во время медового месяца, — помедлив, произносит она и, так как Пол продолжает молчать, легонько проводит пальцем по его руке: — Знаю, это звучит дико, но после его смерти мне расхотелось жить. Я неделями сидела здесь. Не желала видеть других людей. И когда становилось совсем невмоготу, что-то в выражении ее лица… Эта девушка помогала мне держаться. Она словно говорила мне, что я справлюсь, — тяжело вздыхает Лив. — И вот теперь, когда появился ты, я догадалась, что она напоминала мне о чем-то еще. О девушке, которой я раньше была. Которая не волновалась по пустякам. И умела веселиться. Которая просто… жила. О девушке, которой я снова хочу быть.

Пол по-прежнему молчит.

Она, похоже, слишком много болтает. Больше всего ей сейчас хочется, чтобы Пол прижался к ней лицом, придавил тяжестью своего тела.

Но он как воды в рот набрал. И, не дождавшись ответа, она продолжает:

— Наверное, я кажусь тебе глупой… Так привязаться к картине!

Когда он поворачивается, она видит, что лицо у него напряженное и осунувшееся. Это заметно даже в полумраке.

— Послушай, — сглатывая комок в горле, начинает он. — Назови мне свое имя.

— Лив, — делает она удивленное лицо. — Ты же зна…

— Нет. Скажи мне свою фамилию.

— Халстон, — растерянно моргает она. — Моя фамилия Халстон. Ой, надеюсь, мы никогда…

Она не понимает, что случилось. Хочет, чтобы он наконец оторвал взгляд от картины. И неожиданно осознает, что приятная расслабленность куда-то исчезла и происходит что-то странное. Они лежат в томительной тишине, и появившаяся неловкость все больше усиливается.

— Хм… Лив, не возражаешь, если я сейчас уйду? — неожиданно хлопает он себя по лбу. — Мне надо… У меня осталась кой-какая работа.

У нее перехватывает дыхание. Ей трудно говорить, а когда она справляется с собой и произносит первые слова, то не узнает своего голоса. Голос стал чужим: ломким и слишком высоким.

— Что, в шесть утра?

— Да. Прости.

— Ох, — закрывает она глаза. — Ну хорошо. Все нормально.

Он вскакивает с кровати и начинает поспешно одеваться. Она завороженно следит за тем, как он застегивает брюки, яростно натягивает рубашку. Одевшись, он поворачивается и после секундного колебания наклоняется, чтобы поцеловать ее в щеку. Она машинально натягивает одеяло до подбородка.

— Ты уверен, что не хочешь позавтракать?

— Нет. Мне… очень жаль. — Он больше не улыбается.

— Ну, тогда ладно.

Нет, он не может так просто уйти. Червь сомнения, как попавший в кровь яд, начинает медленно разъедать ее сердце.

Он подходит к двери спальни, стараясь не смотреть на нее. Качает головой, словно желает прогнать назойливую муху.

— Хм… Послушай, я… я тебе позвоню.

— Договорились. В любое время, — небрежно бросает она и, наклонившись вперед, добавляет: — Надеюсь, эта твоя работа…

Но он уже захлопывает за собой дверь.

Лив смотрит невидящими глазами туда, где он только что стоял, а ее слова, произнесенные притворно веселым тоном, эхом разносятся по притихшему дому. И в том месте в ее душе, что она освободила для Пола Маккаферти, снова возникает пустота.

В офисе, как он и предполагал, никого нет. Он входит в дверь — над головой неохотно оживают старые люминесцентные лампочки — и сразу направляется в свой кабинет. Там он начинает лихорадочно рыться в кипах папок и скоросшивателей, не обращая внимания на упавшие на пол бумаги, пока не находит то, что искал. Затем включает настольную лампу, кладет перед собой фотокопию, разглаживает ее рукой.