Джоджо Мойес - Девушка, которую ты покинул

«Во мне. Во мне. Во мне». Я слышала его прерывистое дыхание, ощущала, как едкий мужской пот струится по моей коже, а тяжелая пряжка ремня врезается в ногу. Мое тело невольно двигалось, понукаемое его настойчивостью. «О боже! Что же я наделала! Во мне. Во мне. Во мне». Я непроизвольно сжимала края одеяла, мысли путались. И опять какая-то часть моего естества теперь отторгала их успокоительное тепло больше, чем что бы то ни было. Меня украли у другого. Украли так же, как они крадут все остальное. Оккупировали. Меня оккупировали. Я исчезла. Я оказалась в Париже, на улице Суффло. Светило солнце, парижанки надели свои лучшие наряды, а в тени деревьев важно расхаживали голуби. Мы шли с мужем под руку. Я хотела сказать ему что-то важное, но вместо слов у меня вырвался всхлип. Картина застыла и исчезла. И тогда я бессознательно поняла, что все прекратилось. Сперва замедлилось, а потом прекратилось. Прекратилось. Эта штука. Этой штуки больше не было во мне. Она обмякла и лежала, словно извиняясь, у меня между ног. Я открыла глаза и встретила его взгляд.

Лицо коменданта, находящееся совсем рядом с моим, было багровым, черты лица исказились, словно от сильной боли. Я боялась дышать, поскольку поняла: что-то явно не так. И я отчаянно искала выход. Но он упорно не сводил с меня глаз, он знал, что я знаю. Одним мощным рывком он наконец перекатился на бок.

— Ты… — выдохнул он и замолчал.

— Что? — Меня смущали моя голая грудь и обмотавшаяся вокруг талии юбка.

— У тебя такое лицо… такое… такое…

Он резко поднялся, и я отвернулась, когда он начал застегивать брюки. Прижимая руку к голове, он смотрел куда-то в сторону.

— Простите, — начала я, не понимая, за что извиняться. — Что я такого сделала?

— Ты… ты… Я не этого хотел! — ткнул он в меня пальцем. — Твое лицо…

— Не понимаю! — разозлилась я, оскорбленная несправедливостью его претензий. Имел ли он хоть малейшее представление, что мне пришлось пережить? Догадывался ли, чего мне стоило позволить ему дотронуться до себя? — Я сделала то, что вы пожелали.

— Но я хотел, чтобы ты была другой! Я хотел… — сказал он, разочарованно махнув рукой. — Я хотел это. Хотел девушку на портрете.

Мы молча уставились на портрет. Девушка смотрела прямо на нас, волосы разметались по плечам, выражение лица вызывающее, торжествующее и призывное. Лицо сексуально удовлетворенной женщины. Мое лицо.

Я одернула юбку и запахнула блузку. Когда я начала говорить, голос мой дрожал от волнения:

— Господин комендант… я отдала вам все… что могла отдать.

Его глаза потемнели, словно замерзшее море. Нижняя челюсть дергалась в нервном тике.

— Убирайся! — спокойно сказал он.

— Простите, — запинаясь, начала я, когда наконец осознала, что правильно его поняла. — Если я… могу…

— УБИРАЙСЯ! — прорычал он, грубо схватив меня за плечо, и развернул в сторону двери.

— Но мои туфли… мои шали!

— ПОШЛА ВОН! БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТА!

Я едва успела схватить картину, и он вышвырнул меня за дверь; я приземлилась на колени, так и не поняв, что произошло. За дверью раздался жуткий треск, потом еще и еще, затем звук разбитого стекла. Я в ужасе оглянулась, после чего опрометью босиком сбежала по лестнице и кинулась прямиком через двор.

Домой я добиралась почти час. Пройдя четверть мили, я уже не чувствовала под собой ног. К тому времени, как я попала в город, они настолько заледенели, что я даже не заметила, что поранила их на разбитой проселочной дороге. Зажав под мышкой картину, я ковыляла в кромешной тьме в тонкой блузке, не способной защитить от холода, и абсолютно ничего не чувствовала. И пока я шла, первоначальный шок постепенно сменялся осознанием того, что же я наделала и что в результате потеряла. Эта мысль сверлила мой мозг. Я брела по пустынным улицам родного города, нимало не беспокоясь, что меня кто-то увидит.

Я пришла в «Красный петух» около часу ночи. Я слышала, как часы пробили один раз, и почему-то подумала о том, что, возможно, для всех было бы лучше, если бы моя авантюра провалилась. И когда я стояла там, едва заметная тень промелькнула за тюлевой занавеской и кто-то отодвинул засовы на входной двери. На пороге появилась Элен в ночном чепце, в накинутой на плечи белой шали. Она явно меня ждала.

Я посмотрела на нее, свою сестру, и сразу поняла, что она была абсолютно права. Поняла, что мой поступок поставил под удар всю семью. Мне хотелось сказать, что я сожалею. Сказать, что поняла, как жестоко ошибалась и что моя любовь к Эдуарду, желание быть вместе с ним помутили мой разум, сделали меня слепой и глухой. Но я была не в силах говорить. И, словно онемев, стояла в дверях.