Не щадила Зинаида и женщин, к которым не испытывала ни малейшего снисхождения, считая всех феминистками за одно появление в Интернете.
«Мужика тебе надо, — подначивала она «Даму с @». — А то со своей собачкой сама сукой станешь».
В группе с Зинаидой Пчель не связывались, а Олег Держикрач, будучи еще администратором, смотрел на ее выходки сквозь пальцы. Ему было не до Зинаиды Пчель. После самоубийства преподавателя философии он решил уйти из больницы, и в его заявлении было всего три слова: «Больше не могу». Однако его не отпустили, уговорив взять отпуск.
— Куда мы без вас, — похлопал его по плечу главврач. — Я был бы плохим администратором, подписав заявление.
— Поймите, даже у металлов накапливается усталость.
— Вот и отдохните, вы же знаете, в нашей профессии это бывает. А через месяц легче станет. Договорились?
Проклиная свою безвольность, Олег Держикрач кивнул.
Отпуск он проводил, закрывшись в кабинете, перечитывая книги, вдохновлявшие его когда-то на решительные поступки, заставлявшие жить так, а не иначе, но теперь они казались ему сборниками пустых сентенций.
— Давай уедем, — за ужином говорила ему жена. — Купим домик на морском берегу, ты будешь сидеть в шезлонге, смотреть, как ветер, поднимая песок, ввинчивает его в пляж. Там будет светло, весной будет цвести миндаль, и не будет никаких темных аллей.
— Давай, — соглашался Олег Держикрач.
Но оба знали, что никуда не поедут, что город, как гиена, не выпускает добычи, отправляя на окраину с разросшимся кладбищем. Им оставалось бродить по улицам, разгадывая кроссворд, где по вертикали нависали мрачные многоэтажки, а по горизонтали светились окна, и стараться прочитать свою судьбу. Охладев к Интернету, Олег Держикрач пожалел, что сделал администратором Степаниду Пчель. Возможно, жена увлеклась бы «групповой терапией», как он назвал свою затею, начав переписку от его имени? У скуки двадцать четыре головы, к тому же, как у гидры, ежесуточно вырастают новые, и Олег Держикрач нет-нет, да и появлялся в группе.
«У вас ярко выраженный невроз, — поставил он заочный диагноз «Зинаиде Пчель». — Попробуйте стать добрее. Берите пример с однофамилицы».
«Сестры, — уточнила Зинаида. — Постараюсь».
И завела «Аделаиду».
Сколько себя помнила, Зинаида Пчель работала школьной учительницей. «Словесность — разборчивая невеста, — начинала она свой первый урок в неизменно отутюженной, накрахмаленной сорочке под твидовым пиджаком. — Она уступает только достойнейшим». Ученики кивали, склонившись над тетрадями, так что казалось, будто они скребут парты носом, но сама учительница давно не верила в свои слова. «Жизнь проще книг, — навалившись на стол грудью, от которой распахивался халат, черкала она красным карандашом тетради с домашними сочинениями. — Жизнь проще, потому что ее автор мудрее». С классом Зинаида легко находила общий язык, но не встречала понимания.
— Все живут врозь, у каждого свой городок в табакерке, — диктовала она, гадая про себя, хорошо это или плохо.
— Табачок, — поправляли ее. — В табакерке у каждого свой табачок.
Ее лицо принимало виноватое выражение, она тут же соглашалась, отмечая, что надежды на понимание школьниками ее аллюзий лежат в области ее иллюзий.
Зинаида Пчель слыла синим чулком, у нее не было любимчиков, так что «двойки» сыпались дождем на всех без исключения. «Эй, там, на камчатке! — поднимала она из-за дальней парты. — Дневник на стол! И быстрее, вы что, русский язык не понимаете?» Поправляя у классной доски строгую клетчатую юбку, Зинаида Пчель с серьезным видом чертила мелом фамилии известных писателей, недоумевая про себя, почему в ее список попали те, а не другие. «Игра в классики», — выводила она очередное имя, а на выпускном балу раскрывала закон жизни:
— Главное, идти в ногу со временем, не спотыкаясь о вечные вопросы.
— А что такое вечные вопросы? — спрашивали ее выпускники.
— То, что мы проходили, — вздыхала Зинаида Пчель и думала, что учила их правильно, что у них теперь есть шансы занять место под солнцем, раз они так и не научились понимать русский язык.
Долгими зимними вечерами, когда сиреневый сумрак плыл в низкое окно, Зинаида Пчель сочиняла рассказы. Это было ее тайным увлечением, о котором не знала даже сестра. Раз в месяц Зинаида, аккуратно запечатав, отправляла с почты большой конверт, на котором выводила адрес редакции — каждый раз новой. И на ту же почту конверт каждый раз возвращался нераспечатанным. По дороге домой Зинаида разрывала его в клочья и выбрасывала в зиявший за пригорком овраг — подальше от глаз сестры. Получив отказ, она не плакала, только крепче сжимала кулаки, а ее губ было не разжать. О своем рассказе она сразу забывала, будто его никогда и не существовало, а дома тотчас приступала к новому, замысел которого созревал у нее по дороге. Писала Зинаида быстро, презирая черновики, которые оставляла бесталанным, сразу набело, так что прежде чем лечь в постель, успевала поставить точку. Разглаживая складки, она тщательно стелила простынь, взбивала подушку и засыпала в счастливом удовлетворении, будто занималась любовью.
Читать дальше