Кровати в палате были привинчены к полу. Раз и навсегда. А распорядок намертво прибит ко дню. Утром очередь в уборную сменялась очередью в столовую, а та — в процедурную. Сестры делали уколы, раздавали таблетки. А потом все ждали обхода врачей. Олег Держикрач по-прежнему расхаживал по больничному коридору своей властной походкой, отдавая распоряжения заведующим отделениями. Раньше он не держал в памяти пациентов, считая это вредным, отдавая работе лишь служебное время, но Никита Мозырь не шел у него из головы, и неожиданно для себя он зачастил в шестую палату.
— Ну, Никита, что сегодня мешает жить? — говорил он с молодцеватой подтянутостью, отчего казался еще выше.
Мозырь сидел в своей обычной позе у стены с подушкой, уйдя в свои мысли глубоко-глубоко, так что без движения его ноги стали затекать.
— Как и всегда, — оскалился он в ответ, подняв голову и зажмурившись, точно вернулся с того света. — То же, что заставляет выживать.
— Программы?
— Они самые. Но сегодня больше не внутренние беспокоят, а внешние. Зачем нам мозги пудрят? «Будь таким, будь сяким!» А в подоплеке: «Будь как я!» Им от этого лучше?
— Да кому им? Тем, которые следят?
— А весь секрет в том, — пропустил Никита Мозырь, — чтобы вести жизнь, свойственную свои программам. И наплевать на всех.
— А если всем будет плевать?
— Страшно подумать! Сейчас-то всем на всех только чихать.
Олег Держикрач усмехнулся. Он вспомнил свои сообщения в группе, но в чужих устах его мысли выглядели глупо. А Никита Мозырь гнул свое:
— Каждый выгоды ищет, я тех, кто мозги пудрит, понимаю. Но зачем их слушают?
У Олега Держикрача всплыл вдруг Сидор Куляш, превозносимое им медийное пространство, где после своей гибели поселились боги.
— Значит, и у них своя программа, — произнес он, чтобы не молчать.
Никита Мозырь выдернул перо, торчавшее из подушки, и, сдунув с ладони, сосредоточенно наблюдал, как оно, кружась, точно затягиваемое воронкой, опускалось на пол.
— А если в программе сбой? Это и есть ненормальность? В разные века с ума сходят по-разному. Разве не безумцы изгоняли бесов? Разве не сумасшедшие призывали к бедности? А представьте инопланетянина, который изучает нашу жизнь. Ему говорят: цивилизация, закон… Уверяют, жизнь бесценна, за убийство из-за решетки не выйдешь. А потом сбрасывают бомбу, и миллионов нет. Война, объясняют. Боже, закричит инопланетянин, да они все ненормальные!
— Да, все зависит от точки зрения, — промямлил Олег Держикрач, вспомнив пациентку, которой посоветовал пересесть на велосипед. Однако такой радикальный взгляд на вещи пригвоздил его к стене. «Еще один «Раскольников»», — подумал он. — Зачем ему я? Пора выписывать».
— У каждого своя правда, — повернулся он к альбиносу с голубыми глазами.
— И своя выгода, — выстрелил ему в спину Никита Мозырь.
Преподаватель философии лежал с суицидом. «Холост, детей нет, — сообщала его истории болезни. — Жалобы на эмоциональную опустошенность и утрату вкуса». Сначала преподаватель философии пошел на поправку. Он легко вступал в беседу, называя свою попытку самоубийства ребячеством. «Нервы сдали, — краснел он. — Будто и не со мной было». Но в последнюю неделю ему стало хуже. Он отказывался от еды, и его держали на капельницах.
— Опять тарелка не тронута, — деланно рассердился Олег Держикрач. — Так никогда не поправитесь.
— А зачем? Я не чувствую, что живу, может, почувствую, как умираю.
— Ну, вы же философ, — переменил тон Олег Держикрач. — Разве можно поддаваться настроению? Будьте стоиком!
Олег Держикрач бодрился, но, заглядывая в помутневшие васильковые глаза, думал, что его собственная тень давно не повторяет движений, а слова не отражают правды. Посидев с минуту, он поспешно встал, в дверях пожелал всем скорейшего выздоровления, нагнувшись, чтобы не задеть косяк, вышел, и, вызвав в кабинет сестру, повысил альбиносу дозу транквилизаторов.
— Все же скотская у меня работа, — жаловался он жене. — Кажется уже столько лет, а привыкнуть все не могу. Может, не то избрал?
— Ну что ты, — успокаивала жена. — Ты же психиатр от бога.
«Значит, профессия от дьявола», — добавил про себя Олег Держикрач.
Лето стояло невыносимо жаркое, окна в палатах держали открытыми, так что знойный воздух, как беглец, проникал сквозь железные решетки. День походил на день: в процедурной из рук медсестры получали таблетки, запивали водой, демонстрируя после язык, в столовой после ужина смотрели сериалы, а перед сном Никита Мозырь развлекал всех своими странными речами. Санджар Быхеев проходил комиссию на получение инвалидности, и он то и дело приставал к казаху.
Читать дальше