Мистер и миссис Траст были прихожанами англиканской церкви, которую посещали в основном папаланги, состояли членами Ассоциации бывших военнослужащих (белых), Яхт-клуба, Гольф-клуба, Клуба любителей верховой езды, Общества Красного Креста и безупречно викторианского Шахматного клуба. Миссис Траст к тому же пользовалась влиянием и Дамском клубе и в Женской лиге. Они занимали просторный, хорошо обставленный казенный дом, держали прислугу: садовника лет шестидесяти и двух горничных (замужних) — и животных: пса и кота (оба были кастрированы) и еще двух существ с шерстью вместо перьев, потому что самоанские птицы не похожи на настоящих птиц.
— Ты опять от нее? Только не ври.
Он продолжал есть, делая вид, что не видит ее и не слышит. Дети спали. Она ждала его почти до полуночи.
— Только не ври, — повторила она. Он кивнул. — Но почему она?
Он бросил вилку в тарелку.
— Потому что она не против.
— Но она… она…
— Китаянка? Цветная? — досказал он за нее.
— Да.
— Ты их ненавидишь? Правда, дорогая?
— Да. И ты тоже!
Медленно поднявшись со стула, он отнес тарелку в белоснежную раковину, потом повернулся к жене — она по-прежнему сидела у стола, стиснув голову руками, — и сказал:
— Она может быть какой угодно китаянкой и цветной, и я сколько угодно могу их ненавидеть, но только с ней я чувствую себя мужчиной. По крайней мере в постели.
Это была его первая измена.
— Я уеду, Дэвид, — сказала она.
— Скатертью дорога.
Он стал совсем чужим, а был всегда таким преданным и послушным. Это она сделала его чужим, отчаянным безумцем.
— А дети? — спросила она.
— Что с ними?
— Это твои дети!
— Можешь оставить их при себе.
Он пошел в ванную, и она, испуганная, бросилась за ним следом.
— Ты не должен больше с ней встречаться, — заявила она, стоя на пороге. — Я запрещаю тебе! — Он продолжал шумно чистить зубы. — Если ты посмеешь… я… — Она остановилась, не решаясь договорить, потому что он мог принять ее условия.
— Разведись со мной, Этель, — только и сказал он, все еще стоя к ней спиной.
— Тебя бы это устроило. Еще бы. Очень удобно. Ты будешь спать со своей китайской сукой, а я возиться с твоими ублюдками.
— Что ж, не разводись.
Он вытер полотенцем руки и рот и, протиснувшись в дверь мимо нее, направился в их спальню.
Она вошла в комнату, когда он раздевался перед вделанным в шкаф зеркалом. Присела на постель, закрыла лицо руками и стала тихо всхлипывать.
— За что ты со мной так?
— Как? — ответил он вопросом на вопрос и зашвырнул трусы в противоположный угол комнаты.
— Унижаешь меня.
Она открыла глаза и увидела, что он стоит перед зеркалом и, почесываясь, разглядывает себя.
— Ты унижала меня пятнадцать лет.
Он натянул на себя голубую пижаму и сел позади жены на кровать.
— Чем же?
— Сама знаешь чем.
Отогнув край одеяла, он забрался в постель.
— Ты имеешь в виду сексуальную сторону нашего брака?
— Прекрасно сформулировано, Этель.
Она смотрела на него через плечо. Он закрыл глаза.
— Она… она очень хороша? — спросила она, запинаясь, и сама удивилась своему любопытству.
— Да, очень.
— Я говорю о постели.
— Да, и я об этом.
Он повернулся на левый бок, спиной к ней.
— Давно это у вас началось?
— Около четырех месяцев назад. Да. Четыре великолепных месяца. С тех пор как она пришла к нам работать.
Он сказал это с такой гордостью и таким самодовольством, что она вскочила и выбежала из комнаты на открытую веранду.
Только под утро вернулась она в спальню. Она стояла над ним в темноте и говорила:
— Я ненавижу тебя. Я ненавижу ее. Я ненавижу… я ненавижу эту проклятую страну! — Потом, тронув его за плечо, сказала: — Дэвид, я хочу домой. Увези меня домой, Дэвид.
Но он не проснулся.
В то солнечное утро, во вторник, за три дня до новогодних праздников, мистер Паовале продиктовал мисс Чан письма и вручил ей роковой подарок — три ярда дорогого гонконгского шелка и лосьон для волос. Через неделю он был мертв. Ни директор, ни мистер Дэвид Траст, ни мисс Анна Чан на похороны не пришли. Рассыльный возложил на могилу венок, купленный миссис Тиной Мейер. Через месяц мистер Траст перевел ее на место Паовале, и теперь она сидела на вращающемся стуле в маленьком стеклянном кабинете. Еще через три мучительных месяца Траст с семьей спешно выехал в Новую Зеландию. (Дэвид так и не развелся с Этель до самой своей, шестнадцать лет спустя, смерти от сердечного приступа. И вплоть до того дня он никогда больше ей не изменял.) Еще через несколько месяцев мисс Чан родила светловолосого зеленоглазого мальчика восьми фунтов. (Она больше никогда не верила обещаниям папаланги, особенно если речь заходила о разводе с фригидной женой.)
Читать дальше