Колин Джонсон - Новые рассказы Южных морей

Свинья приближалась к нам, и я увидел ее белые глаза, но рта у нее не было. Ой, что это? В голове у свиньи сидит человек! Я очень испугался, но Явита сказал:

— Отец, это называется автобус. Бывают большие автобусы, а этот маленький. До деревни отсюда далеко, и автобус пришел, чтобы туда нас доставить.

Я укусил себя за палец. Свинья уже не бежала, а медленно шла, и вот она остановилась. Человек, который сидел у нее в голове, оттуда вышел. Мне очень захотелось посмотреть на свинью поближе, мы к ней подошли, и я потрогал ее.

Этот автобус был очень похож на свинью, только у него не было щетины, не было пасти, не было мяса и не было внутренностей. Я на всякий случай опять укусил себя за палец. Но как появилась на свете эта чудная свинья, я не знал.

А потом меня словно в голову ударило: ведь я не поблагодарил бога за то, что он провел «балус» сквозь облако и опустил его на землю! Когда мы вышли из «балуса», я засмотрелся на свинью, которая называется автобус, и не поблагодарил его. В небе, когда сердце у меня поднялось к самому рту, я был испуганным младенцем в руках у бога, но потом, оказавшись на земле, снова почувствовал себя взрослым, и руки бога стали далекими. Наверху, кроме как у бога, просить помощи было не у кого, а здесь, на земле, я ничего не боялся, потому что рядом со мной были мои давно умершие отец и мать.

На молу, поджав под себя ноги, сидит женщина. Насадив на крючок наживку, поплевав на нее как следует, она встает, размахивается, и нейлоновая леска, со свистом прорезав воздух, опускается далеко впереди. С минуту женщина стоит неподвижно, всматривается в круги на воде, потом, подобрав юбку, садится и замирает.

Кажется, она может бесконечно сидеть и ждать. Руки спокойно и уверенно держат леску, чутко реагируют на малейшее движение под водой. Вот вроде клюет — она быстро дергает леску на себя, стараясь подсечь рыбу. Проворно, но без суеты, вытягивает и видит, что на крючке ничего нет. Вновь терпеливо возится с наживкой, поплевывает на нее, потирает руки. И снова леска летит далеко в море, и снова женщина садится и ждет.

Время от времени она поднимается, подставив лицо солнцу, выгоревшая юбка полощется на ветру. Рядом в корзине из кокосовых листьев — наживка. Женщина ловит рыбу — на Фиджи это обычная сцена. Проходит час, другой, третий, а она все сидит и терпеливо ждет, изредка почесывая затылок, щурится от нестерпимо яркого солнца, провожая взглядом пыхтящий пароходик, который курсирует между островами. А руки все так же чутко сторожат леску. Вот на черный буек, там, где поблескивают на солнце неровные выступы рифа, сели чайки. Великолепно море, но женщина видит его каждый день и уже не замечает всей красоты.

Наконец ее терпение вознаграждено — она вытягивает леску, на крючке бьется маленькая рыбка. Женщина, не выпуская леску из рук, ударила серебристую рыбку о каменную стену, и вскоре та затихла. Теперь можно снять с крючка и положить в корзину.

И снова: прилаживает наживку, поплевывает, размахивается, закидывает леску и садится, поджав под себя ноги. Солнце уже не палит, идет на закат, дует прохладный ветерок.

Тихо и спокойно кругом. Но вдруг подбегает собака, начинает обнюхивать корзину. Женщина замахивается, чтоб отогнать ее, но замечает, что к ней спешат двое европейцев, судя по всему муж и жена. Лицо женщины тут же расплывается в приветливой, добродушной улыбке. Мужчина отзывает собаку и сдержанно улыбается в ответ.

— Не бойся, она не кусается, — говорит он.

Но женщина боится не за себя, а за улов. Европейцев уже нет рядом, а страх остался. Она то и дело поглядывает на корзину, отгоняет мух.

До захода солнца она поймала еще рыбешку. В серой предвечерней дымке не различить ни рифа, ни чаек, море сливается с горизонтом. Зажигаются фонари, пора идти домой. По шоссе проносятся машины. Женщина поднимается, потирает затекшую поясницу. Для тех, в машинах, она лишь согбенная тень при дороге, им нет дела до того, что у нее разламывается поясница, — все труднее ей приходить на мол и ловить рыбу, да и улов скуден. Но вот сильная женщина выпрямляется, гордо глядит на море — те, в машинах, этого уже не увидят.

Она сворачивает с дороги к дому. Там, в маленькой комнате, ждут ее двое внуков. Вечно они простужены, голодны, клянчат чего-нибудь поесть. Она успокаивает их, когда ласковым словом, а когда и подзатыльником, чтобы не вертелись под ногами. Потом садится чистить рыбу. На примусе в кастрюле — остатки таро, на ужин не хватит. Она поднимается, идет в темный угол, достает из табачной жестянки полдоллара.