Колин Джонсон - Новые рассказы Южных морей

Рядом садится девушка. Я не смотрю на нее. И ничего не говорю. Она может встать передо мной на колени, а я отвергну ее. Невозмутимый, как бог.

— Тебе нравится джаз, да? Он для тебя много значит?

Я думал, это Джун, а это какая-то другая девчонка.

— Мне все равно. Я слушаю его, только и всего.

— И все-таки он должен для тебя что-то значить.

Ну и дура.

— Все это иллюзия, — говорю я.

— Ты ни во что не веришь… совсем ни во что? — Она пьяно, с полузакрытыми глазами льнет ко мне.

— А что такое вера? — спрашиваю я.

— Человек должен во что-то верить.

— Например, в бога и прочую сверхъестественную чепуху?

Она морщит лоб.

— Не в бога. В такие вещи, как свобода, равенство, права простого человека.

— Это и есть самые дурацкие иллюзии из всех… кроме любви.

— Ты не веришь в любовь?

— Любовь — это похоть.

— Тогда ты должен верить в похоть.

— Я ни во что не верю, кроме джаза. Джаз — это любовь, любовь — это похоть, а похоть — ничто. Поэтому ничто — это что-то.

О черт! Какое мне дело до любви, и похоти, и джаза! Я замолкаю и гляжу на нее сквозь дым сигареты.

Кто-то вырастает передо мной, дым рассеивается, и я вижу, что это Дориан.

— Как же насчет картины? — спрашивает он меня. — Мне хотелось бы услышать твое мнение.

Я рассеянно оглядываю стены.

— Которая?

— Собственно говоря, она внизу.

Девушка берет меня под руку.

— Уходи, — говорит она ему. — Этот малыш мой.

Он не обращает на нее внимания.

— Я хочу, чтобы ты посоветовал, как ее назвать. Мы бы могли это обсудить, когда все разойдутся. — Он внимательно смотрит на меня из-под полуприкрытых век. — Я хочу, чтобы в названии было нечто космическое.

Неожиданно все предметы обретают четкость. Пришло мое время. Я вижу их четкими и отдельными от остальных.

— Назови ее «Пьяный мир», — говорю я. — Это должно подойти.

Девушка хихикает. Дориан смотрит на меня долгим, странным взглядом и отходит.

— Ты не одобряешь бедного Дориана, — говорит девушка. — Да, милый?

— Нет, — отвечаю я. — Не одобрять одно означает одобрять что-то другое. Это значит, что я должен верить в правильное и неправильное, а я не верю.

Все это иллюзии.

— Я в восторге от твоей философии, — говорит она. — Скажи мне еще что-нибудь.

Мне кажется, что у меня ясные мысли, и поэтому я ищу ясных слов.

— Ничто не может быть правильным, и ничто не может быть неправильным. Все существует в себе и само по себе. Все вещи существуют отдельно и независимо друг от друга.

Она прижимается ко мне.

— Я сейчас не чувствую себя независимо от тебя.

— Все мне чужое. Я отвергнут и одинок. Ничто не принадлежит мне, и я тоже никому и ничему не принадлежу ни в этом, ни в другом мире.

— А ты веришь в другой мир?

— Я не верю ни в кого и ни во что. Для меня нигде нет покоя и убежища.

Мы оба замолкаем, и я улавливаю обрывки разговора, плывущие в ритме мелодии с пластинки.

— Это как шум крыльев, — бормочу я печально, — как шум перьев, листьев, пепла, песка.

— Ты поэт? — спрашивает она.

— Это цитата.

— Что она означает?

— Ничего и все, — говорю я. — Как пепел, как любовь, как песок, как жизнь.

— Мой бедный, одинокий, — говорит она и начинает плакать.

— Ты пьяная.

— Миленький, мы оба такие замечательно пьяные, и девочка хочет пойти погулять.

Она, шатаясь, встает. Я беру ее за руку, и мы, спотыкаясь, идем к выходу. Она знает, где здесь что, а потом говорит:

— Давай не пойдем обратно. Давай немного поболтаем.

Она толкает какую-то дверь, и я ищу выключатель.

— Не надо, — говорит она.

Я наконец понимаю. Она тащит меня к постели, глубоко вздыхает, и ее руки обвиваются вокруг моей шеи. У меня такое же горячее, как у нее, тело, но голова будто сама по себе и совсем холодная. На этот раз я не чувствую ничего похожего на ненависть или любовь. Одну только досаду. Я вырываюсь из ее объятий и бросаюсь к двери.

Труба извергает насмешливо-циничную мелодию, когда я выбегаю в переулок. Дома с обеих сторон раскачиваются. Земля уходит из-под ног. Я смотрю наверх и вижу небо, испещренное пятнами кружащихся звезд. Ничего прочного и правдивого во всей вселенной. Дорога вздымается и сбивает меня с ног. Я оказываюсь на четвереньках. Встаю, и поединок начинается сызнова… Как пепел, как песок, как жизнь… нет для меня убежища.

Хватит, не беги. Что за спешка? Все равно идти некуда. Гуляй себе. Некуда, совсем некуда идти.