Колин Джонсон - Новые рассказы Южных морей

Но надо отдать должное моему брату, он всегда вспоминает о нас, как только наступает сезон этих птиц, чье мясо напоминает баранину.

Но когда пришла последняя телеграмма: «Встречай Рангатиру завтра утром Джордж», мы точно знали, что это не птицы — не их сезон. Вряд ли это мог быть кто-нибудь из детей Джорджа, проделавших путь из Го́ра сушей, а из Крайстчерча — морем целую ночь на Рангатире, — хотя от Джорджа можно ожидать чего угодно.

И когда мы всем семейством в семь утра вышли на причал, все они уже спускались по трапу парохода. Все до одного. Я разревелась, когда увидела Джорджа, Пеку и их детей. Я не виделась с братом и его семьей целых шесть лет. Я стояла и ревела.

Мы запихнули их в машину, семь человек, два огромных чемодана и одну картонку, Ранги, трое наших детей, села и я сама, с четвертым на подходе, стараясь убрать свой большой живот, чтобы он никому не мешал.

А потом, когда мы приехали домой, пришлось всех их втиснуть внутрь. Мы приготовили роскошный завтрак и усадили детей с тарелками на коленях на ступеньках лестниц. Джордж, Пека, Ранги и я расселись вокруг стола и чесали языками до тех пор, пока они у нас едва не отвалились. В первую ночь мы проболтали до рассвета. И все остальные ночи тоже. Не удивительно, что после их отъезда я так устала.

Во всех домах здесь есть лестницы. Наши дома лепятся к склону холма, поросшего цепким кустарником, — не успеешь оглянуться, а он уж опять пробивается сквозь забор. По эту сторону дороги в домах жилые комнаты расположены внизу, а спальни, ванная и туалет — наверху. Так что всякий раз, когда надо облегчиться, приходится карабкаться по лестнице наверх, а это тяжело, когда ты ждешь ребенка и должна бегать туда каждые полчаса. Но вообще-то нам здесь нравится. Может, мы и купим когда-нибудь этот дом, если разбогатеем.

Мы показали им весь Веллингтон. Объехали вокруг холмов и бухт. Показали им парламент, фонтан, здания, террасы, набережную, бассейн, парк. Когда мы подъехали к Спортивному парку, Джордж высунулся из окна автомобиля и крикнул:

— Видите вон ту травинку посредине — это моя.

Дети были горды тем, что их отцу принадлежит часть Спортивного парка. Но когда он сказал это, я вспомнила о деньгах.

— Теперь я знаю, почему ты такой богатый, — сказала я. — Копишь все свои чеки за эту землю.

— Чеки, — презрительно огрызнулся Джордж, — сорок один несчастный цент. Я бы не использовал их даже как туалетную бумагу.

Пека заметила, что чеки эти слишком малы для такой цели. Во всяком случае, для такого толстого зада, как у Джорджа, они не годятся.

А Джордж сказал, что в один прекрасный день он заткнет их в чью-нибудь задницу. И ждать этого придется не так уж долго. Дети были в восторге.

Наш Ранги ничуть не лучше Джорджа. Кто знает, если бы не он, мне, может, и в голову не пришло выбрасывать чеки. А все этот Ранги с его принципами. Много о себе понимает.

И вот я скребу, протираю, чищу, обливаюсь потом, довожу себя до изнеможения, чтобы заполнить пустоту, появившуюся после их отъезда.

Наконец все в доме начищено до блеска. Ванна сияет, выстиранное белье развешено во дворе. Полы и окна сверкают. Наш дом может служить телевизионной рекламой какого-нибудь жидкого моющего средства.

Теперь можно сесть, поднять отекшие ноги, если бы не… Надо сделать еще кое-что. Вверх по лестнице, ноги как чугунные. Выйти с черного хода во двор, четыре свинцовых шага до веревки. Белье высохло. Снять прищепки, убрать белье с веревки. Всегда это так приятно — вносить в дом чистые простыни, теплое, нагретое солнцем сухое белье. Но не сегодня. Руки и спина ноют, ноги распухли. Тело тяжелое, как мешок с моллюсками.

А там неподалеку мусоросжигатель. Надо бы сжечь весь этот бумажный мусор. Но нет спичек. Тащу за собой корзину в дом. Начинаю складывать белье. Включаю утюг. Одеяло расстелено на столе. Хорошо бы положить на него голову и уснуть. Но я раскладываю белье. Простыни — в одну стопку, полотенца, белье, рубашки…

А может, бросить все это и…

Но нет, нельзя. Рубашки, белье, чайные полотенца, носки. А может…

Рука тянется к розетке и выключает утюг. Складываю одеяло вдвое, потом еще раз вдвое. Распухшие ноги медленно тащат меня к двери. Опускаю руку на задвижку. Открываю. Выхожу во двор.

Четыре шага вверх, по склону холма. Ноги подкашиваются. Поворачиваю в сторону. Еще два шага — и я начинаю рыться в мусоре. Коробка из-под печенья, катушка из-под туалетной бумаги, целлофановый мешок для покупок, смятый картонный ящик из-под пива и, наконец, конверт. Хватаю его. Плыву к дому, как девица с телевизионной рекламы, которая откусывает кусок шоколада и парит сквозь туман над горами и реками в облаке… дыма. Скорее. Приглаживаю волосы, забегаю в туалет, надеваю босоножки, спускаюсь вниз, выхожу на улицу.