Марсель Гафуров - Территория памяти

На следующий день в знак благодарности за услугу я принес Жене бутылку коньяка. Он обиделся:

— Я что — барыга или алкаш? Или деньги тебе девать некуда?

— Но, Женя, ты же доброе дело для меня сделал, сам работу выполнил. Труд должен оплачиваться, разве не так?

— Ну ладно, — согласился он. — Пусть постоит в шкафу, выпадет случай — посидим вместе.

Случай долго не выпадал.

У меня не было досок для настилки пола, но повезло выловить из реки сосновое бревно почти полуметрового диаметра. Вернее, выловил его один из моих знакомцев и уступил мне, не найдя ему применения, потому что бревно было полое, сердцевина сгнила. А мне оно сгодилось. Я разделил бревно на три части, расколол, перетаскал на свою улочку и принялся вытесывать топором плахи, чтобы, обстругав их затем рубанком, превратить в половицы.

Женя, увидев меня за этим делом, подошел полюбопытствовать, чем я занимаюсь. Удивленно покачал головой:

— Ты прямо как Робинзон Крузо, будто на необитаемом острове живешь. А циркулярка моя для чего?

— Неудобно ведь, Константиныч, все время тебя беспокоить.

— Неудобно штаны через голову надевать!.. Сейчас я «Муравья» своего подгоню, перевезем ко мне и распилим. А то ты месяц с этим проваландаешься, и мало того, что руки себе отобьешь, еще и половину древесины в щепки переведешь. А древесина ничего, здоровая…

…Пока распиливали, хозяин — у станка, я — на подхвате, пришел Фарит, принялся резать стекло для заложенной Женей второй теплицы. У Жени топилась баня, превосходная, надо сказать, баня на финский манер, то есть с сауной, и, когда мы завершили работу, Женя предложил побаниться втроем.

— Вот и случай, — сказал он, глянув на меня, — распечатать твой коньяк. Посидим, поговорим…

Хорошо, душевно посидели. В предбаннике на небольшом столике запел электрический самовар, и мы, разомлев в сауне и чуть-чуть захмелев от коньяка, долго пили чай, беседуя о житье-бытье. Всем троим это очень понравилось, и с тех пор повелось баниться втроем у Жени, хотя и у меня, и у Фарита были свои баньки. Раз в неделю засиживались до глубокой ночи за чаем и дружескими разговорами.

О чем мы говорили? Да о чем угодно. Женя прекрасно разбирался и в житейских делах, и в политике, и, к некоторому моему удивлению, в литературе. Как я уже упомянул, он был страстный книгочей, я — тоже. О какой бы книге из тех, что на слуху, я ни упомянул, Женя высказывал обоснованное суждение, что для рядового рабочего, хотя бы и со средним образованием, было, на мой взгляд, не совсем обычным явлением. И когда он успевал столько читать?

Правда, когда заходил разговор о книгах, Фарит скучал, он не был начитан, как мы с Женей, к тому же русским языком владел по школьной мерке на «троечку», говорил замедленно, тщательно подбирая слова. Фарит, оказалось, тоже редкостный, как Женя, мастер в своем деле, столяр высшего разряда, даже удивительно, что они приняли меня, неумеху, в свою компанию как равного себе. Но из-за недостаточной начитанности Фарит, видимо, испытывал неловкость и для самоутверждения, преодоления чувства неполноценности принимался хвастаться своими былыми знакомствами в высоких сферах.

Его, как лучшего столяра треста, послали однажды наладить дверь в кабинете первого секретаря обкома КПСС Шакирова. Шакиров Фарита запомнил и затребовал потом на отделку своей квартиры.

— Строгий, скажу я вам, был человек, но с рабочими разговаривал вежливо, — ударился как-то в воспоминания Фарит. — И Королев такой же был…

— Какой Королев?

— Который главный конструктор космоса. Я с ним, братцы, вот как с вами, лицом к лицу разговаривал.

— Иди ты! И где же ты с ним встретился?

— А я в армии, до того как отправили в ГДР, служил под Москвой. Там, зная, что я столяр, послали меня с несколькими ребятами подремонтировать одну дачу. Ну, хозяин там по-простецки поздоровался с нами, спросил, кто из нас откуда призван, какие на гражданке были у нас специальности. Мы не знали, кто он, потом уж, когда начали печатать его портреты в газетах и показывать по телевизору, я его узнал, и городок тот теперь называется Королев… Так что с ба-альшими людьми я встречался…

— Ладно уж тебе хвастаться, — сказал, усмехнувшись, Женя. — И у меня были знакомые не хуже. Вот работал со мной один еврей, Ароном звать, редкий для их нации простой работяга, тоже строгий товарищ. Когда приходил к нему с просьбой неприятный ему человек, Арон говорил: «А сумочка у тебя есть? Хрен тебе в сумочку!» Кто твоего Шакирова теперь добрым словом помянет? А Арона в нашем управлении все помнят и жалеют, что он уехал в Израиль. И я по его примеру нет-нет да насчет сумочки спрошу…