Марсель Гафуров - Территория памяти

Боже мой, у кого поднялась рука выкинуть такое богатство на свалку?! Можно было лишь предположить, что кто-то, любовно и целеустремленно собравший библиотеку по интересовавшим его темам, спешно продал свой участок, уехал, оставив собранное в садовом домике, а новые хозяева, по причине равнодушия к чтению, сочли доставшееся им наследство ненужным. Меня же неожиданная находка взволновала настолько, что сердце бешено заколотилось. Набрал в охапку, сколько мог унести, журналов и книг, потом еще раз пришел за оставшимися.

Перебирая обретенные чудесным образом книги, я обнаружил среди прочих сочинения Петра Кудряшева, литератора пушкинских времен, служившего в воинских гарнизонах глухого тогда Оренбуржья. Сочувственно приняв идеи декабристов, Петр Михайлович увлекся краеведеньем, овладел татарским и казахским языками, пытливо изучал жизнь, быт, обычаи населения наших краев, поэтому его рассказы и повести не были чистым вымыслом, отражали изученные им жизненные реалии.

Я с интересом прочитал его повесть «Искак» — о приключениях каргалинского юноши, влюбленного в красавицу Фатиму, и вдруг меня озарило: так это же повесть о моем прапра… — не знаю, сколько раз надо повторить это «пра» — дедушке Исхаке, автор изменил в его имени лишь одну букву.

Башкиры считают, что каждый человек должен поименно помнить своих предков до седьмого колена. Я в молодости относился к своей родословной легкомысленно. Более того — сознательно пренебрегал ею. Моя осведомленность по этой части не шла дальше двух дедов, по отцовской и материнской линии, да и ими я похвастаться не мог. Хорош был бы рьяный комсомолец, хвастающийся дедами-священнослужителями!

Дело в том, что дед мой по отцу, Хажи-ахун, имел сан, соответствующий сану православного архиерея. Он ведал довольно большим числом мусульманских приходов, прослыл в народе святым. Было это очень давно, в доисторические в моем представлении времена, так что я родственных чувств к деду не испытывал, мне даже казалось, что я никакого отношения к нему не имею. Он умер еще до Первой мировой войны, оставив моего шестилетнего отца сиротой.

Что касается Вали-ходжи, деда со стороны матери, был он карыем в Татарских Каргалах. Карый — знаток Корана. Дед Вали совершил хадж в Мекку, знал Коран наизусть и специальной Грамотой был наделен правом произносить-пропевать суры Священной книги на больших собраниях верующих. Со слов матери я знал, что в 1918 году дед Вали под влиянием революционных событий публично разорвал свою Грамоту, отказался от сана карыя. Но это его в моих глазах не оправдывало. Вот если бы он стал красным командиром или красным партизаном, было бы другое дело. Но ни тем, ни другим он не мог стать по возрасту, не говоря уж о религиозных убеждениях, хотя и в преклонных годах показал себя молодцом: моя мама родилась от второго его брака, когда ему было под 70. Тем не менее дед Вали тоже умер задолго до моего рождения, оставив бабушку в нищете. Мама с 8 лет жила в прислугах у родной тетки.

Это — все, что было мне известно о людях, которым я обязан своим появлением на белом свете. С этим бы и покинул его, не расскажи русский писатель Петр Кудряшев историю, героями которой оказались мои далекие предки. Уточню: предположительно, мои.

История, рассказанная Петром Михайловичем, началась с того, что царь Иван Грозный овладел Казанским ханством, после чего один из отпрысков ханской семьи ушел в партизаны. Извините, это мне захотелось назвать знаменитого разбойника Мустафу партизаном, звание «партизан», знаете ли, звучит возвышенней, чем «разбойник». Славно поразбойничал Мустафа, немалое богатство досталось его наследникам. Через несколько поколений оно, заметно поубавившись, перешло в руки предприимчивого казанца Сеита.

Сеит, разъезжая по торговым делам, присмотрел красивое местечко близ Оренбурга, купил его недорого у башкир и основал на тихоструйной, богатой рыбой реке Сакмар татарское поселение, поначалу носившее название Сеитов посад. Сеитов посад, переименованный впоследствии в Каргалы, известен, между прочим, тем, что наезжал туда со сподвижниками крестьянский «царь» Емельян Пугачев, чтобы погулять-повеселиться. Он будто бы даже сыграл свадьбу с местной татарочкой…

Но вернемся к Сеиту, верней, к его сыну Исхаку и красавице Фатиме. От них пошли в Каргалах Исхаковы. Моя мама в девичестве, мой дед Вали, его дед и дед деда носили эту фамилию. Возможно, если и не все они, то некоторые были священнослужителями, просили Всевышнего простить грехи их предка-разбойника. Согласно легенде, поведанной кем-то Петру Кудряшеву, неприкаянная душа Мустафы, превратившись в привидение, досаждала его потомкам. Теперь оно, привидение, добралось, кажется, и до меня. Шучу, шучу! Неожиданное открытие, сделанное благодаря найденной на свалке книге, развеселило меня. Ничего, что в моей родословной наряду со святыми значится и великий грешник. Если подкараулит меня на узкой тропе кто-то из нынешних разбойников, — а их развелось, сами знаете, видимо-невидимо, — я скажу ему: