Геннадий Баннов - За огнями маяков

Разговор прервался, установилось затишье. Неожиданно подключился Гоша Цаплин:

— То-то ночью встретил я этого фраера, когда по нужде ходил, — так добрый у него синячище под глазом! Откуда бы взяться?

— Эмка это приложилась, — Людмила открыла тайну. — Видно, ублюдок этот озверел, раз приложилась.

— И приложилась! Раз не умеет себя держать в рамках.

— Дурочка! Надо разбираться в людях. А ты пошла к нему в каюту.

— Тебя не спросила.

— Ну, все, девки! — Олег постановил. — Все хорошо, что хорошо кончается. Молчок на этом. Будем собираться.

К завтраку не готовились, не умывались. Любопытно было увидеть и разглядеть остров, который, как и все вокруг, был в тумане. Постепенно туман оседал: пробивающееся сквозь него солнце осаживало его, провожало книзу. Сверху же стали возникать горы, открывались коричневыми, желтыми и зелеными красками вершины, хребты, скалы, извилистые распадки. Показался Холмск, прилепившийся к подножию наступающих на море холмов. С прибрежных холмов один за другим сбегали к нему домики, лачужки, у самого берега и вдоль него, плотно поставленные друг к другу, образовывали какие-то предприятия, в середине их то и дело что-то посверкивало — работала сварка. Не слышно никаких звуков, не доносится и птичий гомон — спутник материкового утра. Нет и ветра. В оседающем тумане царствует тишина. Пробивающееся солнце то и дело озаряет освобожденную от белой пелены новую часть гор и далеких, и самых дальних вершин. Туман окончательно идет на убыль: открылись, наконец, все горы. Вместе с чередой холмов они напоминали выписанные художником театральные декорации. Нарисовалось над горами и небо, синее-синее!

И, наконец-то, открывается весь Холмск — вот он, этот город! Здравствуй, Холмск! Как ты тут без нас жил?

Теплоход стоит в открытом море, с рейда не видится никакой гавани: где укрыться кораблю, куда пристать? Или высадят на катера, на баржи? И долго ли будут держать в море? Вопросы не праздные: за двое суток соскучились по берегу, как по воле вольной.

И вот заурчало, наконец, нутро, заработали винты теплохода, медленно, самым малым ходом, направляется он к берегу. Обнаружились впереди неширокие ворота — неужели пройдем? Медленно корабль идет, тихо входит в рукотворную гавань — уютный ковш, куда, чтоб не повредить корабль, входить надо осторожно и только при хорошей погоде и видимости.

Выгрузились на неширокий мол, прошли к отгороженной от города пристани. Открылся городок поселкового типа. Поселок ли, наоборот, городского типа. В нем сухо, тихо, тепло. Хоть не везде еще погашены огни, в нем, если приглядеться, наблюдается движение, теплится какая ни есть жизнь. По деревянным тротуарам и выложенным булыжником мостовым один по одному к рынку тянутся корейцы — несут рыбу: на прямых, как палки, коромыслах наздевана свежая селедка, прямо с улова, переливающаяся на солнце всеми цветами радуги.

В кассе небольшого вокзальчика закомпостировали железнодорожные (материковые еще!) билеты, прикинули, что даже на скупой завтрак уже не осталось денег. Первым делом решили умыться. Крана нигде не нашли — не из бачка же кипяченой умываться! Оставив девушек, пошли на перрон. Голоса и рабочие звуки не нарушали утренней тишины. На необычайно узкой железнодорожной колее стоят почти игрушечные вагончики, на фоне их мизерности станционные рабочие — стрелочники, осмотрщики вагонов, проводники кажутся великанами и среди этой миниатюрности ведут себя довольно спокойно и ничему не удивляются. Гигантом же показался и машинист стоящего в отдалении игрушечного паровозика, подставившего тендер под струю воды подле небольшой водонапорной башни. Парни подошли, обратились к возившемуся у крана усатому машинисту.

— Здравствуйте. Водички не дадите — умыться с дороги?

Машинист оказался довольно еще молодым человеком.

— Здравствуйте. Водички не жалко, да видите, какой напор? Холодная, к тому же: окатит с головы до ног. Не простудитесь, конечно, но… забоитесь ведь!

Оглянувшись на Олега, Гоша похвастал:

— Не страшно, мы в Байкале купались.

— Да ведь не устоите от такого напора, об заклад бьюсь, — машинист рассмеялся широкой улыбкой, так что усы его показались на лице лишними.

— Об заклад, дак об заклад. — Задетый за живое, Олег усмехнулся тоже и стал раздеваться.

Гоша тем временем разделся первый и предстал перед машинистом в чем мать родила. Машинист велел стать ближе и, нацелив трубу на голого Олегова спутника, повернул какой-то рычаг: не струя, а мощный поток ударил в Гошину грудь, в голову — под раскатистый хохот машиниста пулей он вылетел на галечный балласт и, дрожа всем телом и выцокивая зубами, сразу к полотенцу.