Геннадий Баннов - За огнями маяков

— Вы знаете стихи, — говорит она негромко и слегка задыхаясь. — Любите стихи, литературу. А учились… в железнодорожном.

— Где было доступно, — ответил он тоже негромко, вглядываясь в следующую за ними по небу разноцветную тучку с веселым месяцем.

— Наверное, будете учиться дальше?

— Заочно если. А вообще охота работать.

— Сейчас всем охота работать. Я буду учить детей в школе. И тоже учиться, заочно.

— Во Владивостоке?

— Да. На Второй речке буду жить, от вокзала езды двадцать минут. С тетей… А вам ехать аж на Сахалин! И не страшно?

— Первый раз едем, — может, страшно покажется.

— А если остановиться во Владивостоке? Вам надо училище? Здесь есть училища. Много. И железнодорожное есть.

— Нельзя. Направили на Сахалин. Увидеть надо и остров, пока есть возможность. Раз уж выпала такая судьба.

— Жаль. А то были бы недалеко… — проговорила тихо, вглядываясь в даль озера.

Еще один тоннель проскочили. И еще. Миновали уж больше десятка. Говорят, собираются строить новую дорогу, на другой стороне Байкала, на северной, та будет без тоннелей. Олег читал и слышал об этом.

— А эту куда? — Воля интересуется.

— Законсервируют, на всякий случай. Лишняя не помешает.

Общение с милой собеседницей у окошка бегущего в неизведанную даль поезда, наблюдение не виданных доселе красот природы: Олегу это явилось памятным подарком, праздником души, чего в дороге так не хватает. И уходить ему не хотелось, хоть Гоша звал уже. Уйти в свое купе, разойтись в разные стороны — это значит, потом опять ловить случайно брошенный взгляд девушки.

Дни, как станции и полустанки, летели один за другим. Минула первая половина августа. Проехали Улан-Удэ, Читу. На станции Дарасун пили вкусную воду, отметили это в разговорах и в своей памяти. И станции Ерофей Павлович, и Сковородино проехали, где, между прочим, встретили своего однокашника Губайди Эдуарда, уехавшего на две недели раньше. В один из дней поездное радио обратилось к путешественникам: «Внимание! Товарищи пассажиры, сейчас с правой стороны по ходу поезда увидите на скале бюст товарища Сталина. Не пропустите!» Пассажиры соскочили с мест, облепили окна. Поезд, казалось, сбавил скорость, чтобы угодить пассажирам и товарищу Сталину. И скоро он показался и проплыл во всем величии. На отвесной скале, на недосягаемой высоте, вот он — генералиссимус! Важно проплывает…

На недосягаемой? А как же работали? Но это был дополнительный повод для разговоров.

— Спецы работали, — Иннокентий объявил многозначительно.

— Ну, а как они?

— Это же… Опасно же… На такой высотище!

Девчонки глядели в окно на бегущие скалы и каменные россыпи, глазами задумчиво их провожали.

— Артель зэков работала, — сказал дядя Микола. Положил конец возникшему недоумению. — И заработали освобождение, а шо ж тут такого?

Девчонки покачивали головами, недоверчиво поглядывая на Иннокентия. И он решил сменить тему разговора:

— Олег! Ты, я слышал, едешь работать в какое-то училище, так? — Дождался, когда кивнет. — С ребятишками, значит, нянчиться, с пацанами? — Выждал паузу, чтобы произвести впечатление. — А ведь оба вы, — кивнул и на Гошу, — вы ж здоровые парни. Занялись-то, говорю, не мужским делом.

— Почему это? Работа с парнями, выросшими в войну, без отцов, обучение их профессии — это, что, не мужское дело?

— Вот. На шахту бы вам пойти, добывать уголек.

— Посылают, где нужней всего, — не усидел Гоша Цаплин.

— Ну, а выбирали-то техникум! Не мужской он у вас получился… — Иннокентий стоял на своем.

— И техникум не выбирали, и куда ехать — тоже. Направили — и поехали, — Олег возразил спокойно.

— И самый мужской он у нас, — утвердил Гоша. — Учить работе, самому мужскому делу!

Не унимался попутчик Иннокентий. Не обвинял он, издевался, что ли:

— Всю теперь жизнь терпеть придется.

— Дак таких, как наш, всего четыре техникума: в Москве, Ленинграде, Куйбышеве и в Уфе. — Гоша надежно держал фронт. Загибал пальцы.

Ехали вдоль Амура. Благовещенск оставался южней, в стороне от дороги. Погода стояла ясная. Пассажиры высаживались, на их место являлись другие; знакомились, вкратце рассказывали о себе, обживались и привыкали друг к другу.