Геннадий Баннов - За огнями маяков

— А я все равно пойду, — Саня заупрямился и не сдавался.

— Ну, что же. Тогда придется идти на «Подвиг разведчика», — Олег наконец принял решение. — Все равно что-нибудь поймет и запомнит.

Счастливое Санькино лицо надо было видеть! Шел он посередине, держался за руки Олега и Леночки, иногда ради озорства повисал на их руках и делал гигантские шаги.

В «Иделе» точно шел «Подвиг разведчика». Сеанс только что начался, пришлось купить билеты на следующий. Беседуя о том, что «Серенаду» тоже видели, вспоминая ее содержание, обошли весь парк и вышли к высокому берегу Белой.

— А знаешь, Лена, актриса эта в «Серенаде», говорят, была любовницей Гитлера…

— О, не слыхала я…

— Олег, погляди, вон идет пароход! — Саня встрял в разговор. — Погляди, он белый какой! Ну, погляди!

— Да, белый, только что выкрашенный… И вышла она за него замуж, и ушла вместе с ним из жизни, — договорил, провожая глазами следы на воде от колесных лопастей парохода. И с улыбкой обернулся к ней и продолжил: — Так, выходит, что любила его.

— Любила? Может, ее заставили?

— Гляди, гляди, Лена, какой он белый и чистый-чистый! И блестит! — Саня наблюдал за пароходом и не отставал от Олега и Леночки. — И люди там, много их там, глядите…

— Кто знает, добровольно или нет… — Она смотрела на пароход с множеством народу на нем, особенно на верхней открытой палубе. Шел он вниз по реке, на излучине скрылся за поворотом — там была главная пристань. Он так и сказал Сане, обратившемуся к нему с вопросом. Постояли, любуясь заречными далями. Пораженный величием картины, притих и Саня. Похоже, такое он видел впервые. Они пошли по берегу дальше. Вышли к парку имени Крупской и опять — на высокий берег, где виден автогужевой мост и уходящая в даль дорога. Опять это заречье с заманчивыми далями — и как же сверху все это смотрится! Стояли, зачарованные зрелищем. Заметил, что на этом вознесении над раскинувшейся внизу долиной, потрясенный увиденным, умолкает и пятилетний Саня, не находит слов для выражения этого своего состояния.

Тропа вдоль сада вывела к качающемуся подвесному мосту через глубокий, похожий на трещину, овраг. На ветхом деревянном настиле, держащемся на цепях и стальных канатах, страшно было раскачиваться. На склонах уфимского междуречья не счесть таких оврагов и таких трещин. В одном из них, на южном склоне тоже, мальчишки соорудили трамплин, зимой с него прыгают и, дребезжа лыжами, докатываются чуть не до самой реки. На показательные выступления как-то приезжал сюда рекордсмен страны Константин Кудряшов. На прекрасных лыжах, в красной шапочке с кисточкой он едва не пел в полете и, казалось, вот-вот долетит до Белой. «Маломощный, — отозвался он о самодельном ребячьем трамплине. — Здесь можно соорудить лучший в стране, есть для этого природные условия». «Когда-нибудь соорудим», — отвечали ему уфимские лыжники, не шибко, правда, веря в такое чудо.

— Олег, — позвала Леночка, держа Саню с одной стороны, — прочитай стихи, ну, которые ты читал тогда, на подвесном мосту, помнишь?

— А можно не те?

— Можно и не те, — Леночка удивленно на него посмотрела.

Держа Саню с другой стороны, он задумался. И взялся свободной рукой за перила. И стал негромко читать:

Леночка глядела издали, глаза блестели, о чем-то она думала. Саня тоже молча взирал на Олега и не лез с вопросами: чем-то нравился ему этот дядя.

— Есенин? — она спросила.

— Да.

— А я нашла его. И читала. И здорово, и всяко у него…

Помолчали: каждый думал о чем-то.

— Ну, кажется, пора возвращаться, далеко ушли… — Олег нарушил молчание.

— Да, да, — взглянув на часы, подтвердила Леночка. — Но это уже другие, — заметила, когда шли, держа Саню с обеих сторон.

— Да, другие, — он кивнул. И молчал. Думал о предстоящей картине с участием талантливого артиста Кадочникова, о приоткрытой им тайне военной разведки. И спрашивал Саню: знает ли он, что такое разведка, и сам рассказывал о ней, что знал.

Дни бывают ветреные, дождливые, туманные, морозные, ясные. Память же чаще удерживает в себе одни только погожие дни — по ним и вспоминается прошлое, под них и выстраиваются минувшие события… Утром Олег почувствовал прикосновение к лицу солнечного луча и открыл глаза. На лежащих на тумбочке Гошиных часах было ровно семь. Встал, заправил койку, натянул трико, майку-полурукавку, спортивные тапочки. Захватил скакалку и, не скрипнув и не топнув, тихо вышел в коридор. Надо было на стадион «Локомотив», там собиралась команда для пробежки и упражнений. Там ожидал их старый, с точки зрения ребят, лет уже тридцати пяти, боксер довоенной еще поры с серебряным за прошлые спортивные заслуги, жетоном на пиджаке, веселый. Говорливый Владимир Андреевич, раненный в руку и ногу, был участником Великой Отечественной войны.