Александр Проханов - Господин Гексоген

– Вы дорогой и желанный гость. Вам первая порция.

Ели баранину, пачкая руки жиром, отирая пальцы о мохнатое полотенце. Пили из пиал приторно-сладкий сок винограда. Небо было цвета лазури, в нем высились тяжелые кручи, похожие на серых каменных птиц. У одной догорал рубиновый гребень.

– Мне надо подумать, Виктор Андреевич. На все есть воля Аллаха. Я хочу угадать его волю, даже если этой волей мне уготована смерть. – Исмаил Ходжаев опустил испачканные жиром пальцы в миску с водой, которую поднес ему молодой служитель. – Настало время вечерней молитвы. Мне нужно идти в мечеть.

По синей, словно вымощенной лазуритом дороге двигались к сельской мечети. Старики, опираясь на палки, едва волоча ноги в мягких калошах. Крепкие, с натруженными спинами крестьяне, держа под мышками свернутые молельные коврики. Молодые, мускулистые парни, одетые в кожаные куртки, с упругой походкой воинов. Юноши, легкие, торопливые, смущенно, с поклонами, обгонявшие медлительных старцев. Все плыли в одну сторону по дороге, достигая островерхой мечети. Снимали обувь на сухой подметенной земле. В носках или босые, с вымытыми стопами, подымались вверх по ступеням. Погружались в открытые двери. Белосельцев отпустил от себя Исмаила, забывшего вдруг о госте. Постоял перед входом, чувствуя, как тянет его внутрь, где в сумерках, среди разноцветных огней, колыхалось людское множество. Пропустил горбоносого старика в мелком каракуле. Уступил дорогу юноше в маленькой вязаной шапочке. И словно кто-то взял его под руку, властно повел к дверям. Сбросил туфли, тут же потерявшиеся в ворохе обуви. Ступил в мечеть.

В ней было сумрачно, накаленно. Жарко, как угли, горели светильники. Мерцали слюдой изразцы. Священные тексты, похожие на вьющуюся лозу винограда, оплетали мечеть. Пространство, в котором стоял Белосельцев, было плотнее и гуще, чем то, что осталось снаружи. Под сводами скопились энергии, увеличивающие плотность пространства, создававшие его напряженность. Прихожане стелили коврики, опускались на колени. Оглаживали бороды, подымая строго-умиленные лица к высоким узорным прорезям, где последней лазурью угасала заря. Белосельцев стоял в стороне, прижавшись к стене, на которой, застекленное, висело изображение Меддинской мечети и на раздвоенном клинке струилось изречение Пророка. Ему было хорошо в мусульманской молельне. Здесь было намолено, как в православной церкви. Богомольцы, ожидавшие час молитвы, обращавшие души к Аллаху, обращали их к Единому Богу, покрывавшему своей благодатью океаны и земли, народы и страны. Как свет, попадая в хрустальную призму, распадается на цветастую радугу, так образ Единого Бога, преломлясь в народах, прославляется в мечетях и пагодах, в костелах и православных церквах. Так чувствовал Белосельцев лазурь, стекавшую ему в душу из высокого резного окна, рождая умиление и нежность.

Еще невидимый, смутно белея чалмой, мулла возгласил первый молитвенный стих. С каждым колебанием звука, выступая из тьмы белой бородой, истовый, горбоносый, держа у груди раскрытую книгу, мулла стенал, умоляя Бога услышать его. Выкликал и восторженно славил, ударяя молитвенным звуком в монолит омертвелого мира, куда были вморожены людские спящие души. Холодный камень и лед начинали плавиться. Белосельцев чутко, страстно внимал. Стих Корана своим явленным звуком и тайным сокрытым смыслом входил в сочетание с его измученной, ожидающей чуда душой. В недвижном пространстве мечети, в накаленном сумраке словно пахнуло ветром. Богомольцы полегли, как трава, поверженные ниц этим внезапным порывом. Они отрывали от пола покорные лбы, распрямлялись, подымая лица к лазури, а потом разом, всей молящейся коленопреклоненной толпой, падали ниц. Повторяли бессчетно мягкие упругие колебания, расшатывая костную, лишенную духа материю. Побуждали ее дышать, слышать Бога, чувствовать над собой бестелесный творящий Дух. Земля и воздух слабо вздрагивали от этих поклонов. Мусульмане, отделенные друг от друга океанскими водами, великими пустынями, снежными вершинами гор, совершали поклоны, расшатывая землю, добиваясь резонанса с гул – кой, взывающей к Аллаху молитвой. Белосельцев чувствовал коллективные усилия миллиардов людей, захватывавших в молитвенный ритм течение рек. Правоверные молились в сельской дагестанской мечети. Молились в Кандагаре у рынка, под лазурным куполом, где в серебряном узорном ларце хранился волос Пророка, и он, Белосельцев, оставив автомат на броне, безоружный и верящий, просил у Всевышнего милости. Молились в Меддине под каменным белоснежным шатром, из которого ввысь устремлялись островерхие башни, и он, оробев, ступал босыми ногами по прохладным восточным узорам. Молились в маленькой мечети в Латакии, остывавшей от солнца Сахары, и сквозь тонкие окна в стене он видел бирюзовое море и серый, остекленелый эсминец. Молились в Равалпинде, где с голубых минаретов под блестящей луной певуче рокотал муэдзин и торговцы золотом торопливо убирали лотки.