Хуан Онетти - Избранное

Что осталось мне от него? Несколько детективных романов, воспоминания детства; вещи, которые я не могу носить, так как они мне коротки и узки. Да фотография в газете под длинным заголовком. Я презирал его за то, как он относился к жизни, зная, что холостяком Хулиан остался лишь из-за нерешительности; сколько раз я проходил, бродя без цели, мимо парикмахерской, где его ежедневно брили. Меня раздражала его покорность, трудно было поверить, что он действительно такой. Мне было известно, что раз в неделю, каждую пятницу, а иногда и в понедельник, он принимал у себя женщину. Хулиан всегда был крайне вежлив, просто не способен причинить кому-либо беспокойство; уже с тридцати лет от него попахивало старческим душком. Запах, который и определить-то никак нельзя, и непонятно, откуда он берется. Когда Хулиан в чем-то сомневался, на лице его появлялось такое же выражение, какое бывало у нашей матери. Если бы мы не были связаны родственными узами, он никогда не стал бы моим другом, я не избрал бы его себе в друзья. Слова красивы, слова прекрасны, когда с их помощью стараешься что-то объяснить. Сейчас все слова уродливы и бесполезны. Он был моим братом.

В саду раздалось посвистывание Артуро, и тут же, перемахнув через балюстраду, он появился в комнате: он был в купальном халате и, стряхивая с головы песок, направился в ванную. Артуро встал под душ, а я попытался спрятать газету, передвинув ее ближе к спинке кресла. Но сразу услышал его возглас:

— Опять этот призрак…

Я не ответил и снова раскурил трубку. Все так же насвистывая, Артуро вышел из ванной и прикрыл балконную дверь, распахнутую в ночь. Натянув нижнее белье, он полежал немного на кровати и начал одеваться.

— А живот все растет, — заметил Артуро. — Сразу после завтрака плаваю до самого мола. А результат один — живот все растет. Да я поспорил бы на что угодно, что уж с кем, с кем, но с тобой не может произойти ничего подобного. И вот пожалуйста, это случилось… Уже около месяца?

— Да, двадцать восемь дней.

— Ты даже дни считаешь, — продолжал Артуро. — Меня ты знаешь хорошо, и в моих словах нет осуждения. Но послушай, двадцать восемь дней назад этот несчастный застрелился, а ты — ну ты-то здесь при чем! — все мучаешь себя угрызениями совести. Как истеричная старая дева. Впрочем, истерика истерике рознь. Но эта, по-моему, необъяснима…

Он сел на край постели, чтобы обтереть ноги и натянуть носки.

— Конечно, — сказал я, — если уж Хулиан пустил себе пулю в лоб, то, очевидно, не от избытка радости, которая, кажется, прямо-таки переполняет тебя.

— Ну, пора от всего этого отвлечься, — упорствовал Артуро. — Как будто ты причастен к его смерти… И не вздумай опять спрашивать… — он остановился, чтобы взглянуть на себя в зеркало, — и не вздумай опять спрашивать меня, не мог ли ты — в каком-либо из семи или десяти возможных измерений — оказаться виновным в том, что твой брат застрелился.

Артуро закурил, растянувшись на кровати. Встав с кресла, я опустил подушку на столь быстро обветшавшую газету и стал ходить взад-вперед, разрезая духоту комнаты.

— Как я тебе и говорил, я уезжаю сегодня вечером, — сказал Артуро. — А ты что думаешь делать?

— Не знаю, — как-то вяло откликнулся я. — Пока остаюсь. Ведь еще тепло…

Артуро вздохнул, затем начал нетерпеливо посвистывать. Поднявшись с кровати, он швырнул сигарету в ванную.

— Сдается мне, мой моральный долг — устроить тебе хорошенькую взбучку и увезти с собой. Поверь, там все будет по-другому. Выпьешь как следует, отвлечешься, и на следующее утро все пройдет.

Я пожал плечами, вернее, приподнял лишь левое и сразу узнал то движение, которое мы с Хулианом унаследовали независимо от нашего желания.

— Я опять возвращаюсь к тому же, — бубнил Артуро, засовывая меж тем платочек в нагрудный карман. — Я опять возвращаюсь к тому же и повторяю, теряя терпение, но тем не менее — надеюсь, ты веришь мне, — сохраняя уважение к твоим чувствам. Разве ты намекал своему несчастному братцу, что, лишь пустив себе пулю в лоб, он может выскользнуть из ловушки? Ты когда-нибудь советовал ему заниматься обменом чилийских песо на лиры, лир — на франки, франков — на скандинавские кроны, крон — на доллары, долларов — на фунты, а фунтов — на нижние юбки желтого шелка?! Нет, и не верти головой. Каин в глубине пещеры… Я хочу знать: да или нет? А впрочем, твой ответ мне не нужен. Разве когда-нибудь ты — а это единственное, что сейчас важно, — наводил его на мысль о краже? Никогда в жизни. Ты просто не способен на такое. Я тебя тысячу раз убеждал в этом. И не пытайся угадать, похвала это или упрек. Ты не толкал его на кражу. Тогда в чем же дело?