Джейми Макгвайр - Мое ходячее несчастье

Голубкин ответ меня удивил, но я не стал приставать с расспросами. Эбби не хотела вести машину, но я заставил ее сесть за руль, сказав, что надо привыкать.

Из кампуса до отцовского дома мы доехали довольно быстро, но медленнее, чем если бы рулил я. Эбби соблюдала все правила — видимо, боялась, что ее остановят и она случайно протянет полицейскому фальшивое удостоверение.

Мы ехали по нашему городку, который казался мне не таким, как раньше. Наверное, я сам изменился: стал спокойным, умиротворенным. И возможно, дело было не столько в статусе женатого мужчины, сколько в том, что в моей жизни все наконец-то встало на свои места. Теперь мне больше не приходилось ничего доказывать — ни себе, ни другим, — ведь женщина, которую я полюбил, которая стала моим лучшим другом, приняла меня таким, какой я есть. И она всегда будет со мной.

Я чувствовал себя так, будто выполнил трудное задание, преодолел препятствие. Вспомнились мамины слова, сказанные давным-давно, и я вдруг понял: она просила меня не останавливаться, бороться за ту, кого я полюблю, и я впервые сделал то, чего она от меня ждала. Наконец-то я стал таким, каким мама хотела меня видеть.

Я с наслаждением втянул свежий воздух и положил руку на Голубкино колено.

— Что с тобой? — спросила Эбби.

— Со мной? Ты это о чем?

— О выражении твоего лица.

Голубка на секунду оторвала взгляд от дороги и с любопытством посмотрела на меня. Похоже, на моей физиономии действительно отобразилось что-то такое, чего раньше я никогда не показывал. Это было новое для меня состояние, которое я пока не мог как следует объяснить.

— Просто я счастлив, малыш.

— Я тоже, — не то промурлыкала, не то усмехнулась Эбби.

Наверное, я немножко волновался по поводу предстоящего разговора с отцом, но не потому, что боялся неодобрения. Трудно было сказать почему, но чем ближе мы подъезжали к папиному дому, тем сильнее я нервничал.

Эбби проехала по гравию, влажному после дождя, и остановилась.

— Как думаешь, что он скажет? — проговорила она.

— Не знаю, но он будет рад. В этом я даже не сомневаюсь.

— Думаешь? — спросила Эбби, беря меня за руку.

Я сжал ее пальцы:

— Уверен.

Не успели мы дойти до входной двери, как папа сам вышел на крыльцо.

— Привет, ребята! — сказал он, и улыбка на одутловатом лице превратила в щелочки и без того припухшие глаза. — А я и не сразу понял, что это вы подъехали. У тебя новая машина, Эбби? Красивая.

— Здравствуйте, Джим, — улыбнулась Голубка. — Ее Трэвис купил.

— Она наша общая, — добавил я, снимая бейсболку. — Вот решили к тебе заехать.

— Молодцы, молодцы… Вы, я смотрю, попали под дождь?

— Да, — сказал я.

Я слишком нервничал, чтобы разговаривать о погоде. Правда, волнение было радостным: мне не терпелось рассказать отцу нашу новость.

— Как провели каникулы? — спросил он, явно чувствуя, что мы заехали не просто так.

— Было очень… интересно, — ответила Эбби, прижимаясь ко мне.

— Да?

— Мы, папа, немного попутешествовали. Слетали в Вегас на пару дней. Решили там… э-э-э… Мы решили пожениться.

Несколько секунд отец молчал. Его взгляд скользнул на Голубкину левую руку. Увидев искомое, он посмотрел на Эбби, потом на меня.

— Папа? — проговорил я, удивленный тем, что его лицо как будто ничего не выражает.

Тут отцовские глаза стали блестящими, а углы рта медленно поползли вверх. Он протянул руки и обнял нас обоих. Эбби улыбнулась и украдкой взглянула на меня. Я ей подмигнул:

— Интересно, что бы мама сказала, если бы с нами была?

— Она бы сказала, что ты все правильно сделал, сынок, — со слезами радости ответил отец и, повернувшись к Голубке, добавил: — А тебе она была бы благодарна за то, что ты вернула ее мальчику счастье, которое исчезло из его жизни вместе с ней.

— Уж не знаю… — проговорила Эбби, вытирая глаза.

Папины слова очень ее растрогали.

Отец снова крепко обнял нас и рассмеялся:

— Хочешь поспорить?

По стенам стекала дождевая вода. Капли падали в лужи, которые становились все больше и глубже. Как будто кто-то плакал по нему — мерзавцу, лежащему посреди подвала в собственной крови.

Тяжело дыша, я быстро взглянул на него. Сейчас мне было не до рассматривания трупа: сжимая в каждой руке по пистолету, я держал на прицеле людей Бенни, пока не подоспела помощь. Мой наушник издал сигнал.

— Расчетное время — десять секунд. Хорошо сработано, Мэддокс, — тихо сказал Генри Гивенс, командир нашей группы.