Майка поняла: в Дурня кидали хлеб с маслом.
— Какой кадр! Ах, какой! — фотографируя, вскрикивал со своего места Варкуша.
— Закон бутерброда писан всем! — огласил вывод Никифор.
Ликуя, трибуны взметнулись, в воздух вознеслись шапки, шарфы и тюбетейки.
— В шайбу! В шайбу! — воодушевленно закричала толпа, отмечая событие.
Кругляш остановил свой надсадный ход. Хлеб отпал с лица Дурня, улыбка прорезалась сквозь масло. Впервые Майка увидела Дурня нормальном виде: вниз ногами и вверх головой.
С вымазанной физиономией, распятый на вертлявой тарелке, осмеянный во множество ртов, теперь он был совершенно счастлив. Если на засохшей ветке Дурень отыскал себя, то здесь, став мишенью для бутербродов, он нашел свое место.
— Мы принимаем вас в штатные служки, — прокричал Никифор в воронку. — А теперь переходим…
Девочка ринулась прочь.
Дурень перестал быть Заштатным. Трибуны воздавали ему громкую хвалу.
Майка убегала.
«Прочь! Прочь!» — колотился в голове Майки испуганный молоточек.
Девочка выскочила в коридор и кинулась прямиком туда, где привыкла прятаться от невзгод еще в родной школе — в библиотеку, где тихо и полутьма…
Библиотека «Детского мира» оказалась гораздо больше школьной. Огромное пространство было тесно расчерчено высоченными стеллажами — вершины книжных шкафов терялись в черноте потолка.
— «„Блюбка“. Практическое руководство», — прочла Майка на корешке брошюрки, стоявшей поблизости, на уровне глаз.
С этой книжкой все было более-менее ясно. Она, должно быть, учила выдувать из воспитательного бульона предвидящие фонари.
— «Перевоспитание вундеркинда», — лезли на глаза другие названия, — «Патологика хитрованцев». «Зубзазуб. Лишение авторских прав», «Эксплуатация доносчика», «Благая весть. Руководство к действию», «„А“ и „Б“ сидели на трубе: методология тайны»…
На взгляд десятилетнего ребенка, библиотека составлялась, как попало: книги были расставлены не по буквам и не по содержанию. В обычных домах девочка такое видала, но в библиотеках — никогда. Впрочем, какой-то смысл был и здесь. Книги явно пробовали складываться по временам и по происхождению: XVIII век, XIX век, XX век. Иностранцы располагались по левую от Майки руку, русские писатели — по правую. Какие-то имена девочка знала, а некоторые не говорили ей ровным счетом ничего.
Один стеллаж был пустоват: всего-то пара-тройка книжек. «Скучно», — подумала Майка, лишь ради приличия глянув на табличку. На ней значилось: «Русская детская литература конца XX-го века».
Вдруг ей почудился тонкий, словно мышиный писк.
— Мы редкие книжата,
Кто же нас прочтет?
Страницы не помяты,
Пусть же он придет,
Читатель редких книжа-а-аток…
Книжки пытались петь, но голоса них были слабые, неокрепшие. Им будто не хватало витаминов. А может обыкновенной веры в то, что они — говорящие на одном с девочкой языке — тоже достойны внимания…
— Умца-умца, — Майку отвлек назойливый звук с противоположной стороны.
Левый стеллаж был пестрый, богатый и такой многоголосый, что аж оторопь брала.
Он не был заунывным. Но и родным он тоже не был. В глаза лезли иностранные книжки и требования у них были тоже иностранными.
Они хотели всего, много и сразу.
Майка не без труда разобрала сложную мелодию на три главных темы:
— Эй, ты! — нахраписто трубили одни книжки. — Слышь?! Ну-ка, греби сюда! Прочти нас!
— Почитай-ка! Почитай-ка! Мы такие хорошие! Мы дурному не научим! — льстиво приглашали флейты и альты.
— И не вздумай к нам подходить! В нас столько тайн и приключений, что лучше не трожь, — сообщали тревожные арфы и скрипочки.
Вот последние-то и манили к себе сильнее всего…
Майка уж потянулась было к толстенному тому с очкастым мальчиком на буро-зеленом корешке и… опустила руку.
«Я сюда прятаться пришла, а не читать», — сказала себе девочка и решительно зашагала дальше — навстречу зеленому огоньку.
— Топ-топ, — глухо бились детские туфли о старинный паркет.
Сумрак понемногу расходился, зеленый огонек впереди становился все явственней.
Перед Майкой, не спеша, вырастал письменный стол. В левой его части все ярче разгоралась лампа с зеленым абажуром, справа понемногу проявлялись стопки бумаг. А за столом, по чуть-чуть выступая из полумрака, сидела женщина. Склонив голову, украшенную объемной прической из медных волос, она что-то читала.
Читать дальше