Римма Глебова - Хроники Любви

«Сколько же всего может вместиться в один день», — думала Лина, поливая салат майонезом.

— Ты куда льешь столько! — удивился Беник, которого она увела с собой в кухню.

— Чтобы вкуснее было, — сказала Лина, не желая сознаться в своей оплошности.

— Ну да. Это как твой кофе, всё вкуснее да вкуснее, — съязвил Беник. Но Лина только вздохнула. Пусть последнее слово хоть иногда за мужем остаётся. Интересно, что на этот счет думает другой мужчина, Мартин. Надо спросить как-нибудь. Ну, Роза… хотела чуда и получила. Но Беник тоже к этому руку приложил. Или и без Беника чудо бы случилось?

Лина посмотрела на мужа.

— Не трогай пирожки! Неужели трудно подождать, когда за стол сядем?

— Ждать? А ты знаешь, что это самое трудное — ждать?

— Нет, не знаю. Не приходилось, — ответила Лина и пошла из кухни — хоть заглянуть, что там делается, не мешает ли Милочка…

За дверью в салоне было тихо, и Лина не решилась ее открыть. Эти двое так долго ждали…

Маленькая повесть «Она пришла» Риммы Глебовой написана страстно. Текст читается легко, главы сменяются одна за другой… Такое впечатление, что перед нами не просто текст, а манифест. Манифест романтической любви.

Сюжет повести — история египетской царицы Нефертити, сначала ее замужество с фараоном, потом любовь к скульптору Тутмесу, автору великолепных, дошедших через века, изображений царицы. В повести есть мистика — Нефертити, по замыслу автора олицетворяющая вечную любовь, является наяву к нашему современнику, археологу Атону. Повесть написана очень романтическим языком, чувство, молодость присутствуют во всем: «В такт глоткам двигается на сильной, загорелой до черноты шее, кадык, и все выше поднимается дно чашки и дальше запрокидывается голова, отягощенная густой гривой темных кудрей. Он очень красив, как молодой Бог, и Мири нехотя отводит от него взгляд…».

С особым чувством Римма рисует Нефертити: «. лишь полуопущенные выпуклые веки подрагивали над удлиненными, приподнятыми к вискам, глазами, приглушая и пряча их блеск.», или «. чудное лицо: высокие скулы, тонкий нос, слегка изогнутая вперед стройная шея, миндалевидные глаза с тяжелыми веками, чуть улыбающиеся в нежном изгибе припухлые губы.».

В повести очень много солнца. Солнце присутствует во всем, недаром Нефертити поклонялась солнцу.

Чувства ярки и поэтичны, романтика бьет ключом, и во всем есть смысл, даже в болезнях. Повесть проглатывается. Кроме того, Римма показала, что умеет описывать чувства, и у автора появятся очень скоро, как я полагаю, восторженные читатели.

Леонид Левинзон,

Член Союза писателей Израиля.

Иерусалим.

АТОНвылез наверх, с трудом разогнулся и с силой потер кулаком поясницу. Он очень уставал от согнутой с утра до вечера спины, от частых приседаний, врач уже нашел у него в позвоночнике существенные отклонения и рекомендовал сменить профессию. Атон и сам почти решил заняться другим делом, очень близко стоящим к археологии, да в сущности, это одно и то же — копаться в развалинах в поисках древних артефактов или изучать старинные фолианты и просиживать в библиотеках

— там не надо хоть спину гнуть, — подсмеивался над собой Атон,

— зато можно приобрести геморрой.

Но эпоха, хоть в развалинах, хоть в библиотечных стенах, интересовала его всегда одна — древний Египет. И он знал, что, просидев месяц или год в библиотеке, все равно ринется сюда — в пески, в пустыни, в жару. Если бы он прислушивался к своим ощущениям и внутренним желаниям, то сидел бы в бассейне. Жил бы в нем. Там мокро — не от противного пота мокро, а от прозрачной воды, и так прохладно… Но, если прислушиваться к своим желаниям, то будешь всю жизнь лежать где-нибудь в уголочке под вентилятором или спать в бассейне, но житьуже не будешь.

Да, видно, в этом месте уже искать нечего, все давно найдено и исследовано, разложено по музейным витринам и по полкам запасников. Дотошные неспящие египтологи тут не по разу всё исходили, истоптали и перекопали. А по их следам пробежали толпы жадных до разных древних черепков туристов. Надо перебираться в другие места, еще не разграбленные до основания.

Он знает одно такое местечко, почти никем не изученное и не затоптанное, туда туристы обычно не доходят — дороги нет проезжей, а они, путешественники сраные, любят удобные проторенные дорожки.