Римма Глебова - Хроники Любви

Мона села на попавшийся рядом стул, боком, едва не свалившись с него поначалу.

— Что ты, Лиза? С чего вдруг?! Она же тебе не нравилась…

— Ты знаешь, мама, у нее в лице обнаружили восемьдесят три процента счастья! Принеси, пожалуйста, молоток!

— Счастья? Ну, значит, она сама была счастливой… Мона встала и отправилась искать молоток и гвоздь.

Когда картину повесили совместными усилиями, то стало казаться, что она здесь была всегда.

Они стояли и смотрели на женщину в рамке, а она смотрела на них. Лиза прижалась к Моне и сказала:

— Нет, ты только представь себе: восемьдесят три процента счастья и всего два процента злости! Всего два! А мы тут… злимся на все сто!

— А остальное? Остальное у нее что?

— Да… ерунда. Шесть страха, еще два на гнев, и девять… пренебрежения.

— Вот видишь. Пренебрежения. Ко всем нам, — вздохнула Мо-на. — Поэтому я ее и не любила. Я ощущала это пренебрежение всей кожей. А счастье… Я тогда еще не понимала, что это такое. Тем более, в процентах.

— А теперь… теперь ты понимаешь?…

— Не совсем, — мотнула головой Мона. — Но сейчас я его чувствую… на девяносто восемь процентов! Потому что ты вернулась, — она поцеловала дочь в щеку. — А два процента я оставила…

— Мама… но я не вернулась… Мне у Севки хорошо… так уютно. Я у него как дома. Ну, не обижайся.

— Я не обижаюсь. Я рада, что тебе хорошо. Я его не дооце-нивала, видно. А ты когда папу видела?

— Позавчера. Он меня домой пригласил… Нет, мамочка, она мне не понравилась. Она не такая красивая как ты, хотя и моложе. Мне кажется… мне кажется, что у них давно роман… Просто папа… ну, трудно ему было семью рушить…

— А потом вдруг легко стало… да?

— Не знаю. Я не знаю, почему он решился… Мам, посмотри на неё… Внимательно посмотри! Ты знаешь, у нее в улыбке… всё-всё. Не знаю, как поточнее выразиться, она… Вот! Она всех прощает! Всех нас! И тех, кто раньше были, и тех, которые сейчас, и которые еще придут… Вот бабушка так любила ее, так мечтала повидаться, и не пришлось… Мама, ты должна туда съездить!

— Куда — туда?

— Ну, к ней, конечно, к Джоконде. К Моне Лизе.

— Но зачем, Лиза? Ты же знаешь, как я к ней отношусь, еще с детства.

— Вот поэтому и поезжай. Повидаться. Вместо бабушки. Ну, что ты молчишь? Разве ты не хочешь в Париж? В Лувр? Ты еще француза там в себя влюбишь, потому что ты сама как француженка! И деньги есть, вон, в конверте!

— Спасибо папе, — сдержанно сказала Мона, — и за первое, и за второе.

— Так ты поедешь? — не отставала Лиза.

— Ну… я не знаю. Подумать надо…

… Мона подошла к бордовому бархатному канату, отделяющему застекленный, в тяжелой раме, портрет от публики. Не такой уж большой портрет, как думалось. Конечно, здесь краски ярче, чем на картинке дома. Она здесь вообще другая.

Они смотрели в глаза друг другу. Ни у одной женщины в мире Мона не видела таких всё понимающих глаз. Насквозь. И улыбка ее насквозь. И взгляд. Она действительно ВСЕХ ПРОЩАЕТ. Но всё же… всё же… она полна пренебрежения. Нет, пожалуй — снисхождения.

«Привет тебе. От моей мамы», — шепотом сказала Мона.

Неподалеку от Лувра Мона накупила сувениров. Лолке украшение на шею, Лизе альбом Леонардо-да-Винчи, себе купила красивую золоченую рамку. Вполне подходящую по размеру.

У меня всегда был здравый смысл. А также достоинство, самоуважение, внутренняя совестливость, и что там еще?.. Еще обязательства перед мужем, к которому я всегда питала только положительные чувства. Эти чувства в обществе называют любовью. Муж мне дал много и в материальном и в духовном плане. С ним легко и беззаботно. Может, он бывает излишне серьезным и придает мелочам большее значение, чем они того заслуживают, но ведь свои тараканчики у каждого есть. Во всяком случае, его общество меня никогда не тяготит, и с ним приятно во всех отношениях. Нашему браку восемь лет, а мне лично двадцать восемь. И, если бы мне год назад какая-нибудь дура или дурак сказали, что я буду (попытаюсь!) крутить роман с другом моего мужа, я бы вслух посмеялась, а про себя подумала: на фиг мне такие проблемы. Если я вдруг и заведу роман, то далеко на стороне, с человеком, незнакомым не только с моей семьей, но и с моим ближним и дальним окружением.

Но и эта глупейшая мысль о никчемном и ненужном романе, промелькнув на мгновение в сознании, скоренько удалилась за ненадобностью и бесперспективностью.

Но даже и глупейшие мысли иногда, к несчастью, осуществляются. Я никогда не подозревала, что со мной может такое случиться. Мало того, что «оно» случилось, так еще едва меня не лишило тех понятий, перечисленных в начале: достоинство, самоуважение и прочее…