Римма Глебова - Хроники Любви

Забальзамированное тело, с покрытым золотой маской лицом и сложенными на груди руками, держащими золотой жезл с головой змеи — урей, символ власти — положили в гроб из чистого золота, потом в еще один такой же, и уж потом в каменный саркофаг. В гробницу молодого фараона, кроме сосудов с едой, поместили несколько запечатанных кувшинов красного виноградного вина, столь любимого молодым фараоном при жизни. На всех кувшинах была одинаковая надпись: « ГОД 5. ВИНО ИЗ ДОМА ТУТАНХОМОНА. ГЛАВНЫЙ ВИНОТОРГОВЕЦ ХАА ». При стечении огромного количества народа саркофаг замуровали в склеп, совсем неподалеку от пустого склепа бывшей царицы.

Остатки культа Солнечного Атона были скоро окончательно уничтожены, но Эхнатон, супруг Прекрасной, фараон-реформатор, фараон-еретик, фараон-поэт, ненавидимый жрецами и проклятый ими после смерти, был народом почему-то не забыт. Пошли слухи, что Эхнатон не умер, а вместо него похоронен какой-то незначительный придворный. А Эхнатон жив и здоров, он, уже под другим именем, втайне собирает своих родственников и весь свой многочисленный клан, беспощадно притесняемый после гибели Тутанхамона новым фараоном — престарелым Эйе, и хочет вывести их из Египта, чтобы найти другое место для обитания — место, которое укажет Бог Солнца Атон, единый Бог навсегда.

И писалось в летописях, что ему это почти удалось, после долгих многолетних блужданий он нашел прекрасную страну для своего маленького народа, но был настигнут в Синайской пустыне войсками фараона. И остатки его людей были рассеяны по разным землям на долгие годы.

Так пишут некоторые летописи. И еще они пишут о Прекрасной Женщине, следы которой не затоптаны временем и образ которой, неизменный и не подвластный векам, привлекает взоры и мысли, словно она здесь, близко, а не за непостижимым, канувшим в бездну времен, прошлым.

АТОНне нашел в раскопках больше ничего и вернулся в лагерь, когда почти стемнело и, как всегда бывает в пустыне к ночи, значительно похолодало. Он решил поехать еще раз в храм Сети в Абидосе и посмотреть как следует наскальные рисунки и иероглифы, которые очень давно, еще в прошлом веке, обнаружили египтологи под самым потолком, когда расчистили более поздние наслоения. Атон уже был там однажды, но тогда он торопился и только выслушал пояснения местного гида и бросил снизу взгляд, естественно, ничего не рассмотрев, так как стены уходили вверх метров на десять, не меньше.

Мири ждала его в палатке и сразу налила из термоса горячего чая, а когда он выпил и согрелся, приступила к разговору, которые начинала за последние дни уже не однажды.

— Атон, давай заканчивай все и уедем отсюда. Ведь ясно, что здесь уже ничего не найти. Все нашли до нас! У нас же свадьба в сентябре! Или ты забыл?..

Атон крепче сжимает левый кулак с монетой… Мысли его пребывают далеко отсюда. А ведь сначала он собирался показать находку Мири. Но теперь почему-то не хочет.

— До сентября еще два месяца, — возражает он, — еще уйма времени.

Мири молча смотрит, как он берет с маленького столика длинными смуглыми пальцами термос, наливает себе еще чаю и пьет медленными большими глотками. В такт глоткам двигается на сильной, загорелой до черноты шее, кадык, и все выше поднимается дно чашки и дальше запрокидывается голова, отягощенная густой гривой темных кудрей. Он очень красив, как молодой Бог, и Мири нехотя отводит от него взгляд. Когда смотришь на него, особенно в его чернущие, всегда горящие или страстью, или какой-то идеей сумасшедшей глаза, то со всем соглашаешься. А потом не знаешь, как и куда отступить от своих слов.

— Послушай, Атик, — смеясь, говорит она, — может, ты раздумал жениться?

— Может быть, — улыбается он и садится рядом на надувную кровать, покрытую пушистым верблюжьим одеялом — Ты только не возмущайся, но мне нужно съездить в одно местечко…

— Ну ладно, я поеду с тобой. — Мири уже ждет, что Атон обрадуется, схватит ее и за этим последует то, что всегда у него следует — он не может находиться слишком близко без того, чтобы они оба вмиг не оказались там, где оказываются мужчина и женщина, оставленные наедине и неравнодушные друг к другу. Но Атон встает с кровати и задумчиво смотрит в маленькое, затянутое прозрачной пленкой окошко, через которое сейчас ничего не видно из-за полной наружной темноты.

— А они уже уехали? — вдруг спохватывается он, хотя мог бы заметить по возвращении, что двух других палаток и «лендровера» уже нет на месте.