Александр Егоров - Колеса фортуны

Я не видел, но чувствовал, как он пытается встать и не может. Он кряхтел и шевелился там, между жалких грядок с луком. Он даже перестал материться, как будто потерял дар единственной известной ему речи. Зато где-то далеко вдруг залаяла собака.

Тут я опомнился. Меня била дрожь. Я попятился и едва не споткнулся о ступеньку. Человек, лежавший внизу, все же поднялся и, проломившись через кусты, побрел куда-то в беспамятстве. Я различал его силуэт на дороге. Собака гавкнула в последний раз и умолкла. Наступила тишина.

Как вы понимаете, этой ночью я вполне мог убить человека. Но и он тоже мог убить меня — хотя бы этим своим топором. Мы оба сумели бы уложиться в пять секунд.

Я зажмурился и помотал головой. Моя ненависть улеглась в дальнем углу души, как поганый пес в своей будке, звеня цепью и роняя слюни. А когда злость прошла, осталось только недоумение. Опять мне повезло вписаться в чью-то чужую историю, подумал я с горечью. Словно тому курсанту, что угодил под БМП на первомайском параде.

Я вернулся в дом. Захлопнул дверь и запер ее на засов. Макс стонал на грязном полу. Он обеими руками держался за грудь.

— Максик, что с тобой? — склонился я над ним.

— Болит. По ребрам попал. С-сволочь.

Моя злость снова вскинулась и лязгнула цепью. Я хмуро произнес:

— Этому уроду тоже мало не показалось.

Я помог Максу снять футболку. В том месте, куда Клавкин муж засветил ему топором, вскоре обещал возникнуть здоровенный синяк.

По лестнице осторожно спустился Костик. Оглядел комнату, поморщился. Перевел взгляд на Макса.

— У тебя подбородок весь в крови, — сказал он. — Я сейчас из машины аптечку принесу.

— Топорище бл…дское по зубам стукнуло, — отозвался Макс. — Погоди, вместе сходим.

Он кое-как поднялся. Вдвоем они вышли на улицу. Я выглянул в окно, но ничего не увидел.

Сзади скрипнула дверь, и я обернулся. Ирка вышла на свет, прикрывая обеими руками разорванное платье. На нее было больно смотреть.

— Ну что за козел, а, Ирка? — спросил я, прикинувшись, что ничего не заметил. — Он же в Макса топором кидался!

— Я видела. Я пойду, детей успокою, — сказала она грустно.

Через пару минут плач утих.

Ирка вернулась. Ни слова не говоря, подняла с пола несколько неразбившихся тарелок, пару стаканов и кухонный нож. Взяла веник, собрала осколки.

— Петь, мне нужно умыться, — сказала она потом. — Пусть ребята не заходят.

Я молча кивнул и вышел во двор. Она не выключила свет. Сквозь линялые занавески я прекрасно видел, как она расстегнула пуговицы и сняла платье. Повернулась ко мне спиной и подошла к умывальнику. «Рыжие волосы. Худенькое тело. И очень красивые ноги», — отметил я.

Мне вспомнилось старое видео, которое мне случилось увидеть в детстве — там парень тоже стоял и смотрел, как девушка раздевается у себя в спальне, зная, что он стоит и смотрит, а он знал, что она знает. Эта обоюдная недосказанность всегда казалась мне чрезвычайно волнующей. Хотя, если по правде, досказать историю не составляло труда: парень сядет в свой американский седан, вернется домой, хорошенько помастурбирует и ляжет спать, а телке для этого даже и ехать никуда не надо.

Хлопнула дверца нашего автобуса. Макс и Костик шли к дому; Макс прижимал к губе пропитанный йодом кусок ваты. Я жестом остановил их. Макс открыл рот и хотел что-то сказать, потом глянул на меня и махнул рукой. Костик, прищурившись, смотрел в окно.

— Странно, — сказал он. — Такие тонкие ноги. Куда здесь ими ходить?

— У Наташки не хуже, — вспомнил Макс и сладко вздохнул. Но тут же схватился за грудь: дышать ему было больно.

— Парный секс на сегодня отменяется, — усмехнулся он. — Остается одиночный. На спине.

Ирка приоткрыла дверь:

— Не замерзли?

Она выглядела присмиревшей и виноватой.

Мы отвели Макса наверх и уложили на мягкую подстилку. Шериф загадочно глядел на нас. Потом произнес:

— Сами разобрались?

Макс кашлянул и болезненно поморщился. А Костик сказал вполголоса:

— Зря мы вообще сюда заехали, в эту… в это…

— Зато, если кто за нами и гнался, теперь уже точно со следа сбились, — предположил я.

— Может, и так.

Шериф перевел взгляд на меня. Потер в задумчивости подбородок. Сказал:

— Поменьше бы дрались. Зачем полезли?

На это мы не знали, что ответить. Задули свечку и улеглись.

— Только давай с утра пораньше двинем, — прошептал мне Костик. — Невозможно здесь оставаться.

— Я тоже так думаю, — ответил я тоже шепотом. — Ничего. Завтра на трассу выедем — и вперед.