Дэн Джейкобсон - Богобоязненный

Читать тоже стало трудно. В прежние времена он слыл великим книгочеем и в свое оправдание говаривал, что это часть его ремесла. (В самом деле, лукавил: некоторые мастера, его коллеги и конкуренты, совершенно не интересовались содержанием книг, которые облагораживали своим искусством.) Он же читал все подряд, кроме Святого Писания, поскольку вынужден был изучать его в детстве, а также толкований и комментариев к нему, разраставшихся из-за толкования толкований. Воображение Коба захватывали книги иного рода: легенды, истории (или то, что выдавалось за историю), но более всего рассказы путешественников о местах, виденных, по их заверениям, в самых отдаленных уголках земли. Коб побывал вместе с ними в земле Шинн, где великий учитель Буддх не управляет людьми, а, пребывая в вечности, ожидает, когда люди последуют за ним. Узнал он и страну Ходдо, где поклоняются многоруким и многоголовым божествам, со множеством отверстий, через которые их заполняют многочисленными органами, и землю Хаббаш, откуда царица Савская отправилась поклониться царю Соломону и вернулась обратно в дом свой с его ребенком и его Законом, и земли и поныне более отдаленные, где даже у крещеных народов есть собственные короли и королевы, и места более фантастические, чем эти. Из книг подобного рода узнал он об удивительных зверях и говорящих камнях, реках, текущих вспять, величественных городах из хрусталя, бескрайних королевствах, краснокожих людях, населяющих огромный, еще не открытый континент далеко на западе…

Обо всем этом он прочел на нескольких языках: на священном наречии, на языке ашкеназов, на языке сфарадитов и на языке латинитов.

Иначе и быть не могло, ведь он слыл ученым в этом городе, во всяком случае, когда-то слыл.

А теперь Коб не мог прочесть ни строчки. Глаза неспособны были уловить строку, какой бы она ни была, даже самую плотную. Взгляд скакал вверх-вниз по строчке, превращая ее в абракадабру.

Безусловно, еще одна потеря. Но самому себе он вынужден был признаться, что сейчас из-за этой утраты не переживал, принимал ее как данность. В конце концов, это еще одна сторона той пустоты, в которой он жил и которая жила в нем. В итоге в этой пустоте кое-что изменилось.

Где-то в самых отдаленных уголках сознания он почувствовал шевеление и сдвиги, перепады в давлении, всплески, щелканье, скрипы, незначительные, но ощутимые подъемы и падения, словно там копошились звери, или оседала черепица, или ссыхались деревянные полы. Сильнее всего беспокоило то, что движение происходило не только в его голове, но и вовне — в устройстве дома.

Всякому, кто живет в уединении, знакомо ощущение, что а) он не один, б) неведомый гость по своим соображениям, в силу своих причин, его избегает. (Или, скорее, намеренно не показывается на глаза хозяину дома и одновременно знаками сообщает, что он здесь.)

Итак, гость этот, кто бы он ни был, находился рядом. Лишь только Коб никуда не глядел, ничего не слушал, лишь только отключалось внимание — тут же им овладевала тревога. Притом довольно острая и отчетливая. Коб всегда был начеку, тем не менее она заставала его врасплох, он вечно запаздывал и не мог уловить момент, когда она возникала.

За ним наблюдали, но кто именно — Коб не подозревал до тех пор, пока невидимые гости не исчезали. Шум, который он до поры до времени не улавливал, был больше не слышен — только тишина указывала на то, что Коб что-то прозевал. Разве не была закрыта дверь, когда он взглянул на нее в последний раз? Или этот ставень? Разве штора, висящая теперь ровно, безупречно ровно, только что не приподнялась и тут же опустилась?

Таким вот образом все и происходило.

До той поры, пока однажды вечером, неотличимым от других вечеров, источник беспокойства не решил открыться.

Наконец-то перед Кобом воочию предстали таинственные квартиранты, делившие с ним его жизненное пространство.

Зрелище более невинное трудно было себе представить.

Позднее для Коба оставалось загадкой, почему он ни на минуту не усомнился, что между его гостями и предшествовавшими их появлению тревожными предчувствиями существует связь. Будто бы он хотел сказать, продираясь сквозь смятение и страх: «Так это вы тут были все время? Теперь все ясно».

Посреди комнаты на первом этаже, встав на колени и склонясь головами друг к другу, играли — во что именно, Коб не понял — дети, мальчик и девочка. Девочке он бы дал лет девять, она была на год или два старше мальчика. На ней было длинное платьице из бархатистой ткани в белый цветочек. Подол платья широко раскинулся по полу вокруг нее. На мальчике были штанишки и шерстяная, как полагал Коб, красная безрукавка. Ничего туманного либо неясного в этой картине он не усмотрел. Он различал веснушки на простодушном пухленьком лице мальчика. Голову девочки плотно покрывал расшитый белый чепчик, завязанный под подбородком лентами, волосы, прямые и темные, казалось, выпрыгивали из-под чепчика, будто пытаясь вырваться на волю, а ее ушки выглядывали из-под волос, ниспадавших на плечи. На мальчике головного убора не было.