Дидье Ковеларт - Евангелие от Джимми

Эмма вскидывает глаза от бумаг, и я сразу понимаю, что слишком поздно, исключено, все кончено.

— Ты… ты — Бог? — потрясенно выговаривает она. — Это они имеют в виду?

— Нет, Эмма. У меня хромосомы Иисуса, но это еще ничего не доказывает — главное мне только предстоит.

— Я буду записывать, можно?

— Конечно.

Она роется в своей бездонной сумке, нашаривает диктофон, кладет его на столик между нами, включает.

— У тебя есть доказательства? Ученые готовы засвидетельствовать твое происхождение?

— Да. Советник Ирвин Гласснер. Это он вынес мое досье из Белого дома. Я написал тебе его телефон: он подтвердит и клонирование, и исцеление, которое приписывает мне, и…

— Он и руководил этим проектом «Омега»?

— Он и Бадди Купперман — помнишь? «Лангуст», мы смотрели этот фильм, когда…

— Зачем тебе участие в передаче Ханли?

Она сыплет вопросами, не слушая моих ответов: боится пристрастности.

— Я силен, только если в меня верят, Эмма. И мой долг — спасти как можно больше людей…

— Повышая рейтинг. Обогащая Джонотана Ханли. Поддерживая самую гнусную из сект.

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал нейтрально, хотя меня раздражают эти предвзятые суждения — за деревьями она не видит леса.

— Бойкотировать двадцать миллионов зрителей — не лучший способ помочь им во всем разобраться.

— Тебя что, накачали наркотиками?

— Перестань. На меня возложена миссия, Эмма. Я сумею помешать тем, кто захочет извратить ее или погреть на ней руки.

— И давно ты это узнал? Про твою ДНК?

— В июле.

— Что же изменилось в твоей жизни?

— Все. Так я думал до сегодняшнего утра. Сейчас смотрю на тебя и понимаю: нет, я все тот же.

Она выключает диктофон.

— Что ты хочешь сказать?

— Все лучшее во мне — это ты. Таким, каким я хочу сегодня быть, сделала меня наша с тобой история. То осознание себя, которое подарила мне ты, наше с тобой счастье и страдание, которыми я тоже обязан тебе. Ты изменила меня, благодаря тебе я вырос, ты оставила мне эту силу любви, которая приумножилась без тебя.

Она грустно улыбается уголком рта — все понимает.

— Ты говоришь мне спасибо за то, что я тебя бросила, да?

— В каком-то смысле. Спасибо от всех людей.

Она снова нажимает кнопку на диктофоне.

— В чем же состоит твоя миссия?

Я рассказываю ей о кардинале Фабиани, о Скалистых горах, Лурде и аббатстве. Даю ей все ключи: пусть сама найдет для них замки и откроет.

— Что же такое Бог?

Я отвечаю не сразу. Она закуривает.

— Сам еще не знаю, Эмма. Это порыв. Энергия. Сила любви и творения…

— Которая создала мир, где царят ненависть и хаос.

— Это мы сделали его таким по образу своему. Потому что думали, что таков наш образ. Люди винят Бога, но ведь они были вольны строить мир иначе. Без этого, будь он неладен, образа.

— А откуда он взялся, этот «будь он неладен, образ»? От лукавого?

— Да.

— Ну ясно, женщины. Всегда все сводится к одному: если бы Ева не съела яблоко… И ради этого вздора ты мобилизуешь целый телеканал и заставляешь меня терять время?

— Это было не яблоко, а смоква.

— Что?

— Древо познания добра и зла в Книге Бытия было смоковницей. Переводчики в очередной раз обмишурились. Pomum значит просто «плод». А они спутали malum — «зло» и malum — «яблоко».

— Так-то лучше.

— Ты о чем?

— Вот теперь мы в теме. Ты не забыл, что я пишу для журнала по садоводству?

— Мое интервью ты через час сможешь продать «Нью-Йорк Таймс», «Пост», «Геральд Трибюн», кому захочешь… И я оставлю за тобой эксклюзив на все дальнейшие.

— Ты хочешь всех осчастливить? Брось, мне и так хорошо.

— Нет, Эмма. Я не хочу, чтобы ты погрязла в рутине, поставила крест на своих амбициях и считала себя неудачницей.

— Мы здесь, чтобы поговорить о тебе, оставим эту тему.

Я наклоняюсь, беру ее руки в свои.

— Действуй, Эмма, не сдавайся! Тебе причинили зло, а ты делаешь из него оправдание, сложила лапки, отказалась от…

Она резко высвобождается, закидывает ногу на ногу.

— Да от чего я отказалась? Пошел ты!

— От журналистских расследований, о которых мечтала, от книги, которую ты пишешь с тех пор, как я тебя знаю, и не продвинулась ни на страницу, разве не так? Даже наоборот. Если ты и открываешь ее в своем компьютере, могу спорить, что стираешь написанное.

Слезы блестят за стеклами ее очков, но я продолжаю, не могу больше держать при себе все, что чувствую в ней; страдание переполняет ее, пора ему прорвать плотину.