Ольга Дрёмова: Столичная штучка

— Дорогу осилит идущий, Толя.

— Что это значит? — удивленно спросил он. Сердце его гулко стучало, будто в предчувствии истины, которую он ждал, истины, способной изменить его судьбу и повернуть время вспять.

— Света была у меня… не так давно, наверное, с неделю назад, — проговорила мать.

— Света? — глаза Толи расширились, он почти перестал дышать. — Света?! — переспросил он. — Этого не может быть! Она же…

— Да, мы никогда не были с ней особенно близки, — кивнула старая леди, и в ее голосе зазвучали металлические нотки, — но я в долгу перед ней. — Увидев недоумевающий взгляд Анатолия, Ева Юрьевна усмехнулась. — Ты все равно этого не поймешь.

— Я настолько глуп? — обиделся Анатолий.

— Нет, ты не глуп, ты просто мужчина, а это дело женское. Если бы не мое отношение к ней, да и многое другое, чего я не должна была в свое время делать, возможно, ее жизнь сложилась бы иначе.

— Есть что-то такое, о чем я не знаю? — замер Анатолий.

— Есть что-то такое, о чем тебе знать не нужно, — улыбаясь краешком губ, ответила она.

— И зачем она к тебе приходила?

— Наверное, затем же, зачем и ты.

— Интересно у нас с тобой получается, — порывисто выдохнул Анатолий. — За моей спиной происходит то, о чем мне не нужно знать, но о чем просто необходимо знать моей бывшей жене. Что она могла у тебя искать?

— Дорогу, — просто ответила Ева Юрьевна.

— И ты ей ее помогла найти? — удивился он.

— Надеюсь.

— А я? Как быть мне? — спросил Анатолий, и в голосе его послышалось отчаяние.

— Нельзя вернуть только смерть, мой мальчик, — убежденно сказала Ева Юрьевна.

— А как быть с тем, что Оксана ждет ребенка?

— Выбрать должен только ты, никто другой за тебя этого не сделает, — ответила она. — На двух стульях усидеть не получится, к какому-то берегу тебе все равно прибиваться придется.

— Ты думаешь, Света когда-нибудь сможет меня простить? — неуверенно поднял голову он.

— Ты ее любишь? — твердые льдинки глаз старой леди снова оцарапали Толю.

— Люблю.

— Тогда ничего невозможного нет.

— Ты думаешь, она меня еще любит? — щеки Анатолия полыхнули огнем.

— Я не могу этого знать, — почти прошептала старая леди и увидела, как в глазах сына снова появилась обреченность. — Этого я знать не могу, но то, что лучше Светы в твоей жизни ничего не было и, скорее всего, уже не будет, теперь я знаю наверняка.

— Если дорогу осилит идущий, то мне пора. — Анатолий посмотрел на мать. — Но я еще приду.

— Я знаю, мой мальчик, знаю, — кивнула она, — и буду тебя ждать.

Сорок минут, что отделяли Анатолия от дома Светланы, показались ему вечностью. Поезд метро бесконечно тянулся по темным лабиринтам тоннелей. Когда в середине перегона поезд притормаживал, время останавливалось окончательно.

Не зная, куда себя деть, Анатолий рассматривал пассажиров, сидящих напротив, и в облике каждого обязательно находил что-то такое, что можно было поставить бедняге в укор. Все, на чем останавливался взгляд, его не просто раздражало, а откровенно бесило, вызывая приступы необъяснимой злости.

Взвинтив себя до предела, он готов был наброситься на ничего не подозревавшего пожилого джентльмена, сидящего напротив. Мерно посапывая, слегка оттопырив нижнюю губу, тот обнимал обеими руками шикарный серый дипломат и клевал носом в такт бегущему поезду. Ботинки этого щеголя явно просили гуталина, а верхняя пуговица кожаного мехового пиджака была готова сорваться с тонкой ниточки и затеряться в переходе.

Боясь взорваться, Анатолий отвел глаза от пожилого модника и в углу вагона увидел мальчика. Джинсы были ему велики размера на три; многоярусной гармошкой они спускались на тяжеленные ботинки с рифленой подошвой и касались пола грязной оборванной бахромой штанин. Рядом с ним стояла девушка, гордо выставляя из-под коротенького легкого топика на всеобщее обозрение блестевший стразом пупок.

Закрыв глаза, Анатолий постарался успокоиться, но внутри него все клокотало и кипело, он почти физически ощущал натяжение каждого нерва.

Время растянулось бесконечной вереницей ударов сердца; хотелось выскочить из вагона, подтолкнуть ненавистный поезд, не желавший двигаться быстрее.

Несколько месяцев, проведенных без Светланы, теперь были не в счет, самое важное заключалось не в них, а в том, что именно сейчас, сию секунду, Анатолию нужно было увидеть ее глаза, услышать голос, почувствовать запах волос. Все, что было до этой минуты, не имело никакого значения, потому что было не с ним, а с кем-то другим, чужим и страшным.