Ольга Дрёмова: Столичная штучка

— Но это какая-то нелепость, я ни в чем не виновата! — похолодев от страха, крикнула в трубку Римма. С ее висков тек каплями холодный пот, а зубы, выбивающие дробь, стучали мелко и противно.

— Я сделал для тебя все, что мог, — тихо сказал Игорь.

— И даже несколько больше, — Римма узнала голос мужа. С расширенными от ужаса глазами она нажала на кнопку отбоя, и в прихожей повисла тишина.

— Он меня убьет, — безразлично произнесла Римма, и по ее лицу Ксюша поняла, что все рассказы подруги о добродушном недалеком пескоструйчике — неправда и что ее страх настолько велик, что затмевает все другие чувства. Застыв у дверей, они молча смотрели друг на друга, понимая, что бежать им некуда и объясняться бесполезно, до тех пор, пока на лестнице не послышались громкие шаги.

— Ну, вот и все, — выдохнула Римма.

По ее лицу, ставшему от страха и переживаний пепельно-серым, пробежала короткая судорога, а губы растянулись в жалкой конвульсивной улыбке. Задергавшись, правая скула съехала чуть набок, и, вздрогнув всем телом, Римма рухнула на пол прихожей.

— Риммка!!! — перепугавшись, закричала Оксана, и почти в ту же секунду в дверях захрипела прерывистая, словно разорванная трещинами трель звонка. Не спуская глаз с Риммы, Бубнова медленно присела и тихо опустилась рядом с ней на холодные доски крашеного пола прихожей.

— Это бесполезно, лучше открыть, — пошевелила бескровными губами Козлова. — Он все равно меня достанет, от такого не убежишь.

Поднявшись на ватные ноги, Ксюха запахнула халат, бесшумно подошла к дверям и обреченно щелкнула замком.

— И кому из вас пришло в голову подарить мою самую любимую юбочку московской помойке? — прикрывая коробок со спичками рукой, словно при сильном ветре, Ева Юрьевна привычно чиркнула спичкой и, увидев, что кончик сигареты окрасился в огненно-рыжий, обвела всех сидящих за столом возмущенным взглядом.

— Твоя юбочка, между прочим, видавшая еще Октябрьскую революцию семнадцатого года, попросилась на заслуженный отдых, а мы только уважили ее просьбу, — попытался съехидничать Вовчик, но с Евой Юрьевной подобные штучки безнаказанно пройти не могли. Выпустив в сторону струю сигаретного дыма, она смерила шутника критическим взглядом и, оценивающе хмыкнув, мгновенно отреагировала.

— По-твоему, милый ребенок, все, кто в силу своего возраста претендуют на заслуженный отдых, могут рассчитывать только на место на городской свалке? — глаза Евы Юрьевны сузились до щелочек, а Володя, не ожидавший такого напора, растерянно заморгал.

— Мам, не будь такой безжалостной к ребенку! — вступился за сына Анатолий. — Тебе что, не на ком оттачивать свое красноречие?

— Тренироваться на фарфоровых собачках я устала, а вас вечно никого в гости не дозовешься, — с обидой проговорила старая леди.

— Да мы же все здесь, мам, — с улыбкой успокоил мать Анатолий.

— Да, но для того чтобы нам всем собраться за одним столом, пришлось ограбить два банка, — безапелляционно отрезала Нестерова. — Назови мне, мой мальчик, такую причину, которая позволила бы нам собраться этим же составом еще раз, и желательно не после поминок по моей драгоценной особе, а до них?

— Разве в стране мало банков? — подал голос Федор.

— Может, банков и немало, но второй такой чудесной мини-юбочки у меня больше нет, — мстительно напомнила старая леди.

— Я сошью вам точно такую же, даже лучше, — мягко улыбнулась Светлана.

— И я могу заказать любой фасон? — деловито осведомилась старая леди.

— Абсолютно любой.

— Тогда… знаешь что, — Ева Юрьевна глубоко задумалась и, сосредоточенно изломав правую бровь, сказала: — Та, любимая, была несколько длинновата, а что если нам с тобой следующую сделать ладони на полторы-две короче, а?

— И куда же ты в ней, бабулечка, отправишься? — улыбаясь во все лицо, поинтересовалась Алена.

— Я думаю, присмотреть тебе нового дедушку, — не дрогнув ни единым мускулом, заявила Ева Юрьевна.

— Кого-кого? — от неожиданности лицо Володи стало напоминать вытянутую дыню; широко раскрыв глаза, он потрясенно смотрел на старую леди, которая была в этой комнате моложе всех.

— А что, весна… — неопределенно протянула она, и по ее щекам побежали светлые морщинки.

— И правда, весна… а я не заметил, — посмотрев Светлане в глаза, Анатолий положил свою ладонь на узкую ладошку Светланы, и впервые за последние полгода она не отняла руки.

А за окном действительно была весна. Набухшие от почек, словно кривые пульсирующие вены, ветви тополей пахли острой клейкой патокой; отогреваясь от стылости, перекатывая горошины хрусталя, курлыкали на крыше голуби, и самозабвенно, до хрипоты, орали на деревьях вороны. В огромную прореху серой холстины проглядывала свежая синь неба, а над городом, околдовывая и очаровывая, плыл едва уловимый запах наполняющейся теплом и светом земли.