Ольга Дрёмова: Столичная штучка

Потрясенный этими двумя новостями — смертью своего, можно сказать, зятя и надвигающимся отцовством, — этот размазня Толик наконец-то согласился поменять место дислокации. Переехав жить к своей матери, его дочь оказала для Оксаны неоценимую услугу, но, если уж быть до конца честной, она могла сделать это и пораньше, не доводя отношений отца с новой женой до критической точки. Хорошо еще, что хватило мозгов зачать ребенка не от этой разини Нестерова, а от приличного мужчины, а то Боливар двоих бы не потянул.

То, что Толик — элемент временный, Оксане было ясно с первого дня знакомства. Да разве хоть одна уважающая себя женщина станет связывать себя с подобным несчастьем? Кроме серо-голубых глазок и светлого чубчика в его внешности ничего примечательного не было, а сострадательность, переходящая в кретинизм, и наивность, граничащая с глупостью, были просто карой господней как для их обладателя, так и для всех, кто находился рядом с ним.

Шаг за шагом, переступая через свои принципы, Анатолий сдавал позиции, занятые им в самом начале романа с Оксаной; шаг за шагом, теряя свое собственное «я», он попадал в хитро расставленные сети молодой аферистки. Жалея о совершенном, с болью осознавая, что Светлана, его бывшая жена, никогда не простит ему предательства, потеряв надежду на избавление, перестав сопротивляться, он плыл по течению, рассчитывая только на то, что удар о камни будет не смертельным.

— Толя, я так счастлива! — голосок Оксаны зазвенел, словно серебряный колокольчик, напоминая Анатолию о тех временах, когда ради него эта женщина хотела казаться лучше и чище, чем была на самом деле.

— Я рад, — коротко ответил он, достал из кармана вторую связку ключей от квартиры и протянул ее Ксюхе. — С новосельем тебя… хозяйка, — негромко произнес он. Дрогнув уголками губ, он усмехнулся, и Ксюха увидела, что на дне его прозрачных глаз полыхнуло что-то такое, чего раньше она за ним не замечала.

— Толечка, — наморщила лоб она, — а можно я здесь сделаю кое-что по-другому? Знаешь, мне кажется, что на окна лучше…

— Ксю! — недовольно сморщившись, остановил он ее. — Теперь это твой дом и ты можешь здесь переделывать все, как тебе заблагорассудится. Это твое право.

Взглянув на Ксюху иронично, он с силой сжал ее ладонь, в которой она держала ключи. Скрипнув зубами от неожиданно резкого ощущения, Оксана метнула на мужа недобрый взгляд, но тут же, взяв себя в руки, приторно улыбнулась и с наивностью произнесла:

— Значит, ты полагаешься на мой вкус?

— У меня есть варианты? — на мгновение прикрыл ресницы он. — Девочка моя, ты никогда и никому не оставляешь выбора, в этом твоя ошибка. Ладно, располагайся, — сменил тему он, — мне нужно уйти, часа через три буду.

Дверь за Анатолием захлопнулась, а Ксюха, раскрыв ладошку и потерев покрасневшую кожу, посмотрела на новенький сияющий комплект ключей и самодовольно мурлыкнула:

— Пора уже зарубить себе на носу: выбор, Нестеров, убивает, тем более таких тюфяков, как ты. А кто из нас двоих ошибся — покажет время.

Серая февральская хмарь залила город. Угловатые крыши нахохлившихся хрущевских пятиэтажек, покрытые слоем лежалого снега, почти слились с грязноватым полотном безликого неба; близоруко щурясь, безразлично глазели на мир мутные провалины темных окон. Бросая исподтишка горсти мелкого сухого снега за воротники, февраль — кривые дорожки играл порывистыми ветрами, закручивая на тротуарах поземку в крутые узлы. Подхватывая почти невидимые глазу колкие снежинки, сыпавшиеся из матового кармана неба, ветер швырял их в разные стороны, то с силой прижимая к земле, то снова подбрасывая наверх.

Поеживаясь от мелких ледяных уколов, Анатолий стоял на остановке и ждал автобуса. Можно было, конечно, не маяться понапрасну, а поймать машину, но такой способ вовсе не гарантировал быстрого передвижения. Скользя по обледенелым полосам и истошно гудя, машины продвигались черепашьим шагом, протискивались в плотном потоке практически на ощупь, отнимая у дороги каждый метр полотна с боем.

Перспектива общественного транспорта Анатолия не радовала, тем более что обратный путь, как ни крути, приходился на час пик, но съездить к матери было необходимо. Три дня назад, позвонив на старую квартиру, он узнал, что Ева Юрьевна серьезно больна. Не желая расстраивать сына, она отшучивалась, что наконец-то у нее, как у всех старых людей, появилась возможность покемарить на диване перед телевизором. Слыша в трубке тяжелое дыхание матери, Анатолий понял, что дела обстоят неважно.